Выбрать главу

Однако у некоторых работников «Южнороссийскою союза рабочих» отношение Заславского к окружающей революционной интеллигенции вызывало осуждение; эти элементы (рабочие Рыбицкий, Кравченко, интеллигент Терентьев и др.), защищавшие широкое привлечение в «Союз» народнической революционной интеллигенции, были также неудовлетворены казавшейся им слишком осторожной тактикой Заславского, они требовали усиления боевого характера организации. В результате острых споров, во время которых Заславскому удалось найти поддержку у большинства членов «Союза», от «Южнороссийского союза рабочих» откололось несколько десятков человек. В своих воспоминаниях участник «Союза» Владыченко приписывает уход части членов (по его словам, человек пятидесяти) «из-под гегемонии» Заславского также и прямому воздействию прибывших в Одессу «бунтарей» (не указывается, каких). «…Моральное единство, дух живого братства, которые с таким ревнивым вниманием и самоотвержением насаждал и лелеял Заславский, – вот что было потрясено»[1151] – пишет Владыченко.

Вскоре после этих событий произошел разгром «Союза», раскрытого властями в декабре 1875 г.

И период подготовки к образованию «Союза», и восемь месяцев его более или менее организованной деятельности имеют большое историческое значение. Если «Южнороссийский союз рабочих» еще и не мог выработать теоретически выдержанной платформы, не сумел осмыслить роль российского пролетариата в общенародном революционном движении, если его практика не лишена была серьезных недостатков, то все же в его появлении отразилось начинавшееся тяготение рабочих к созданию самостоятельной классовой революционной организации, проявились некоторые признаки отхода (хотя бы не осознанного) от догмы народничества, сказался тот знаменательный факт, что в рабочей среде уже, безусловно, складывается благоприятная почва для возникновения и упрочения революционного движения. Последнее понимали и царские власти. Руководивший дознанием о «Южнороссийском союзе рабочих» одесский жандармский полковник Кноп в конце декабря 1875 г. в донесении III отделению подчеркивал «совершенно новый и весьма серьезный» характер дела; если прежние дознания возбуждались главным образом против «людей интеллигентных», то вновь обнаруженное общество, «состоящее преимущественно из мастеровых», показывает, что «пропаганда проникла в народ»[1152]. Когда в мае 1877 г. дело в отношении 15 главных привлеченных (Заславский, Сквери, Рыбицкий, Кравченко, Лущенко и др.) слушалось в Петербурге в особом присутствии сената, то правительство старалось замолчать процесс и не опубликовало о нем даже самого краткого отчета[1153].

Потерпев в конце 1875 г. тяжелую неудачу, дело о рабочей пропаганде в Одессе уже не могло тем не менее заглохнуть. После массовых декабрьских арестов были предприняты при участии отдельных уцелевших членов «Южнороссийского союза» попытки возродить последний. В дальнейшем революционная борьба передовых представителей одесского пролетариата не прекращалась. Из отдельных, более ярких фактов движения можно упомянуть об известном адресе французским рабочим от одесских рабочих в седьмую годовщину Парижской коммуны, затем (в том же 1878 г.) об активном участии многих рабочих Одессы в серьезной уличной демонстрации, направленной против вынесенного военным судом смертного приговора революционеру И.М. Ковальскому[1154].

В историю не только общереволюционного, но и рабочего движения 70-х годов, несомненно, входит выдающийся по своему значению политический процесс, слушавшийся незадолго до дела «Южнороссийского союза рабочих», – процесс 50 революционеров (февраль – март 1877 г.). В центре внимания суда стояли не только обвинения в пропаганде среди рабочих Москвы, Иваново-Вознесенска и других городов, но также и активное участие самих передовых рабочих в этой пропаганде, в распространении нелегальной литературы. Около одной четвертой подсудимых принадлежало к рабочим. Некоторые обвиняемые рабочие вместе с судившимися представителями революционной интеллигенции стремились превратить судебный процесс в орудие борьбы с враждебными народу силами. Важную роль в придании процессу такого характера сыграла знаменитая речь рабочего-революционера Петра Алексеева.

Говоря от лица «миллионов людей рабочего населения», Петр Алексеев дал уничтожающую оценку реформе 19 февраля 1861 г. Он на ярких примерах обличал жесточайшую эксплуатацию рабочих, вполне объясняющую и оправдывающую ненависть их к капиталистам. Алексеев говорил, что «рабочий народ» не мирится с угнетением и смотрит на правительственную власть, «временно захваченную силою», как на зло. Алексеев подчеркивал, что русскому рабочему народу (он имел в виду, конечно, крестьян и рабочих) «остается только надеяться самим на себя» и помощи ожидать не от кого, кроме революционной молодежи, которая не остается равнодушной к страданиям «изнуренного, стонущего под ярмом деспотизма, угнетенного крестьянина». Свою мужественную речь Петр Алексеев закончил заявлением (В.И. Ленин назвал ее великим пророчеством русского рабочего-революционера[1155]), что «подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!». Речь Алексеева[1156], произведшая уже на самом суде громадное впечатление (известный оратор адвокат В.Д. Спасович тут же заявил: «Это настоящий народный трибун»), быстро приобрела широчайшую популярность[1157] и оказывала неизменно большое агитационное, революционизирующее воздействие и на демократическую интеллигенцию и на рабочих.

вернуться

1151

П.В. Владыченко, Памяти учителя, «Южнороссийский союз рабочих», стр. 103.

вернуться

1152

«Рабочее движение в России в XIX веке», т. II, ч. 2, стр. 103.

вернуться

1153

Заславский, Рыбицкий, Кравченко были приговорены к каторге. Через год после суда Заславский умер в Петербургской тюрьме.

вернуться

1154

Кстати, в свое время И.М. Ковальский помогал рабочим создавать библиотеку и ввел Заславского в рабочие круги Одессы.

вернуться

1155

См. В.И. Ленин, Соч., т. 4, стр. 346.

вернуться

1156

Она была заранее написана Алексеевым. «Каждая мысль, каждая картина была прочувствована им и продумана», – писал Н. Цвиленев, привлеченный вместе с П. Алексеевым по делу 50 революционеров. Конечно, содержание выступления было предварительно одобрено товарищами по заключению (Н. Цвиленев, Революционер-рабочий Петр Алексеев, М. 1928, стр. 10 – 11).

вернуться

1157

Речь была вскоре же опубликована отдельным листком в тайной типографии в Петербурге, затем была напечатана в заграничных органах «Вперед!» и «Общее дело». В дальнейшем она многократно переиздавалась различными революционными издательствами, а после 1905 г. и легальными. Ряд публикаций ее относится к советскому времени.

В новейшей работе Н. Каржанского об Алексееве приведена из рапорта осведомителя III отделения на процессе 50-ти иная редакция заключительных слов Алексеева: «Придет, может, время, когда русский мужик подымет свою жилистую трудовую руку, вооруженную солдатским штыком, и ценою крови своих деспотов добьется того, что он так долго и терпеливо ждал во имя справедливости» (Н.С. Каржанский, Московский ткач Петр Алексеев, М. 1954, стр. 117). Каржанский отдает предпочтение, в смысле достоверности, этой версии, высказывая мнение, что печатная публикация дала текст с редакционными изменениями, внесенными после произнесения речи. Аргументацию автора невозможно, однако, признать вполне убедительной. Его толкование нельзя и безоговорочно отвергнуть, но возможны также другие предположения: Алексеев мог при произнесении речи несколько отступить от написанного оригинала, с которого потом речь печаталась; вместе с тем запись агента III отделения ни в коем случае нельзя считать стенографически точной.