Однако значительная часть народнической интеллигенции, склонявшейся к признанию необходимости политической борьбы, не учитывала, что только на путях развития массового движения возможно успешное разрешение политических задач. Напротив, чем настойчивее перед народниками вырисовывались эти новые задачи, тем быстрее у многих из них пропадал вкус к продолжению деятельности в народе. Катастрофически падал интерес к работе в деревне. Характеризуя настроения этого переходного времени, Вера Фигнер писала в 1883 г. в своих показаниях: «Петербургские члены („Земли и воли“. – Ш.Л.)… с удивлением и презрением стали смотреть на тишину саратовских сел и тамбовских деревень; отсутствие там всяких признаков активной борьбы, видимая безрезультатность пребывания в деревне целых десятков лиц возмущали их до глубины души»[1246]. Ослабление интереса к деревенской работе не сопровождалось ростом организационной и агитационно-пропагандистской работы среди городского пролетариата. Сторонники нового, «политического» течения не пересматривали принципиальных взглядов народничества на социально-экономические отношения в России. Разочарованные в прежних формах работы, направленных к поднятию крестьянства на «социальную революцию», они переносили теперь свои надежды не на массовое движение городских рабочих, а главным образом на самих себя, на свою собственную революционную деятельность. Интеллигенция больше, чем когда-либо становилась в центре всех революционных надежд и планов народничества. При таком положении и настроении часть народников ухватилась за то средство, которое временно могло создавать и создавало иллюзию их силы и успеха, хотя в действительности оно было признаком слабости и в конечном счете способствовало их поражению. Они ухватились за оружие индивидуального террора.
Террор начался в 70-х годах как прием самозащиты и мести против жестокостей и глумлений правительства. Таковы были выступления против шпионов, таков был поступок Веры Засулич; в известной мере такой характер имел даже террористический акт против Мезенцова. Но постепенно взгляд на террор меняется. Н.И. Кибальчич, один из «первомартовцев», показал на допросе: «Сначала я, как и другие революционеры, смотрел на террористические акты, как на действия самозащиты партии против жестокостей правительства, как на выражения мести за преследования социалистов. Позднее террористическая деятельность в глазах партии, и в том числе и меня, стала представляться не только как средство для наказания начальствующих лиц за их преследования социалистов, но и как орудие борьбы для достижения политического и экономического освобождения народа»[1247].
Первыми к такой оценке террора особенно явно стали склоняться некоторые народники, работавшие на Украине. Систематически отстаивал новые взгляды землеволец Валериан Осинский, действовавший главным образом в Киеве, где он возглавлял отдельный террористический кружок. В тесном контакте с ним находился другой землеволец, Дмитрий Лизогуб. В октябре 1878 г. Осинский из Одессы извещал товарищей по «Земле и воле», что он и его группа рассчитывают приступить скоро к изданию журнала на украинском языке «с террористическим направлением»[1248]. В предсмертном письме к товарищам (Осинский был повешен в Киеве в мае 1879 г.) он утверждал, что «ни за что более», кроме террора, революционная партия в России «физически не может взяться»[1249].
Несколько позже, чем на Юге, в Петербурге оформилось внутри землевольческой организации террористическое течение, к которому примкнули Ал. Михайлов, Квятковский, Морозов, Зунделевич, Тихомиров. В их среде нашла горячую поддержку инициатива народника А.К. Соловьева, приехавшего в Петербург с намерением убить Александра II. Это покушение, состоявшееся 2 апреля 1879 г., оказалось неудачным. Соловьев был схвачен и повешен.
1246
«Былое» № 3, 1917 г., стр. 180. Конечно, сказанное Верой Фигнер нельзя отнести ко всем без исключения «петербургским членам» организации.
1249
«Революционная журналистика семидесятых годов», стр. 305. Другим видным поборником террористической тактики выступал на юге Иван Ковальский, стоявший во главе отдельного революционного кружка в Одессе. Он был там же казнен в начале августа 1878 г.