После взрыва 5 февраля царское правительство признало принимавшиеся до того меры борьбы с революционным движением определенно недостаточными. Катков в «Московских ведомостях» поставил в связи с событием 5 февраля вопрос об установлении диктатуры, призывая правительство «перестать стыдиться и чего-то конфузиться в пользовании властью», – как будто царизм когда-либо страдал подобной «стыдливостью». Наследник престола, будущий царь Александр III, выступил в свою очередь с предложением об учреждении верховной следственной комиссии с диктаторскими полномочиями. Эти проекты нашли осуществление в учрежденной 12 февраля 1880 г. Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, главным начальником которой был назначен видный военный деятель того времени граф М.Т. Лорис-Меликов. При этом царизм решился на своеобразный политический маневр, возлагая на Лорис-Меликова не только голые полицейские задачи устрашения и подавления, но и примирение с властью посредством полууступок (по возможности формальных и показных) умеренной, «благомыслящей» части общества. В изданном в день своего назначения воззвании к жителям столицы Лорис-Меликов заявил, что на поддержку общества он смотрит как на «главную силу, могущую содействовать власти в возобновлении правильного течения государственной жизни».
Доверчивое либеральное общество, возлагавшее все упования на уступки сверху, всполошилось. Занимавшая в это время более или менее либеральную позицию петербургская газета «Голос» охарактеризовала начинающееся управление Лорис-Меликова как «диктатуру сердца и мысли»[1284]. Уже в марте 1880 г. от лица 20 с лишком «именитых» московских граждан Лорис-Меликову была представлена записка, составленная либеральным московским профессором С.А. Муромцевым при участии земского деятеля В.Ю. Скалона и профессора-экономиста А.И. Чупрова. Авторы записки указывали на бедственное положение России, при котором репрессии не могут оказать даже ожидаемого от них «непосредственного действия». «В положении, подобном настоящему, – писали они, – оппозиция правительству… носится в воздухе, кроется в душе массы людей». Записка считала единственным выходом призыв «в особое самостоятельное собрание представителей земства» для участия их в государственной жизни и деятельности при условии прочного обеспечения «прав личности на свободу мысли, слова и убеждения»[1285].
Лорис-Меликов, однако, был далек от удовлетворения и этих скромных пожеланий либералов. Он признавал, правда, что «исключительно карательные приемы, принятые одиночно и не в связи с мерами положительного свойства», не достигают цели. Но по вопросу о характере «положительных» мер он решительно расходился как с либералами-конституционалистами западнического склада, так даже и с лево-славянофильскими сторонниками созыва «земской думы» или «земского собора», отвергая стремления тех и других[1286].
«Либеральная» деятельность Лорис-Меликова свелась практически к смягчению резко неблагожелательного до него курса правительства по отношению к органам земского и городского самоуправления, к кое-каким послаблениям печати, к упразднению III отделения, роль которого, однако, с неменьшим рвением стал выполнять в дальнейшем департамент полиции. Был смещен возбудивший против себя величайшую ненависть в стране министр просвещения Д. Толстой[1287].
В сентябре 1880 г. Лорис-Меликов, ставший после закрытия 6 августа Верховной распорядительной комиссии министром внутренних дел, счел необходимым специально объявить представителям печати, «чтоб они не волновали напрасно общественных умов, настаивая на необходимости привлечения общества к участию в законодательстве и управлении», что «ничего подобного в виду не имеется», что все это «мечтательные разглагольствования» и «иллюзии»[1288].
1286
1287
Тургенев о впечатлении, произведенном в Москве известием «о низвержении Толстого» писал: «Такого взрыва общей радости я еще не видывал» («Красный архив», т. 1 (32), 1929, стр. 192).