Традицию Гамильтона подхватили в начале XIX века Генри Клей и партия вигов[134]: они рыли каналы, строили железные дороги и предпринимали иные усовершенствования экономики, стремясь открыть новые возможности и консолидировать нацию. Те же лозунги написал на своих знаменах молодой виг Авраам Линкольн. Подобно Гамильтону, Линкольн родился в бедной семье, и его всю жизнь сжигал внутренний огонь честолюбия. В своих речах Линкольн говорил о труде и экономике больше, чем о рабстве. Он стремился построить нацию, способную к самоусовершенствованию, нацию, которая с радостью воспримет евангелие труда. «Я считаю, что ценность жизни – в улучшении условий существования человека»{478}, – говорил Линкольн на встрече с иммигрантами в 1861 году.
Под руководством Линкольна в разгар гражданской войны правительство унифицировало валюты, приняло Закон о гомстедах[135], закон о выделении земли университетам и колледжам, а также унифицировало железнодорожное законодательство. Все эти политические меры были приняты для того, чтобы развить в американцах предприимчивость и дух честного предпринимательства, укрепить социальную мобильность и, таким образом, консолидировать нацию.
Следующей значительной фигурой в этом ряду стал президент Теодор Рузвельт. Он тоже был убежден в том, что конкуренция закаляет характер и выковывает людей, обладающих твердыми добродетелями, которые он перечислил в своей инаугурационной речи в 1905 году: энергия, опора на собственные силы, инициативность.
Рузвельт тоже считал, что правительство должно поощрять людей к активной жизни и давать каждому равный шанс победить в гонке{479}:
Истинная задача государства, когда и если оно вмешивается в общественную жизнь, заключается в том, чтобы, насколько возможно, уравнять шансы в конкурентной борьбе, не упраздняя самой борьбы.
Эта гамильтонианская традиция доминировала в американской политике много десятилетий. Но в XX веке она прервалась. В XX веке начались споры о размерах правительства. Традиция Гамильтона была перечеркнута.
Гарольд тем не менее был уверен, что настало время вернуться к этому образу государства – ограниченного в своих полномочиях, но энергичного, – однако ввести два усовершенствования. Те, кто писал о Гамильтоне раньше, жили до наступления когнитивной эпохи, когда требования к умственным способностям активных молодых людей были относительно низкими. Но ситуация изменилась, и теперь любому, кто хочет работать на развитие социальной мобильности, придется иметь дело с более сложной социальной и информационной средой. Более того, Гамильтон, Линкольн и Рузвельт имели возможность принимать уровень социального и нравственного капитала за данность. Они считали само собой разумеющимся, что люди живут сплоченными общинами, в которых господствуют четко очерченные социальные нормы, царит моральное согласие и общие для всех привычные обязанности. Сегодняшние лидеры лишены этой возможности. Нравственный и социальный капитал прошлого подвергся эрозии, и его надо воссоздавать заново.
Все то время, что он работал в Вашингтоне, Гарольд высказывался в пользу гамильтоновского подхода, на основании которого можно было разработать методы создания человеческого социального капитала второй ступени. Гарольд никогда не занимался разработкой того, что можно было бы назвать идеологией, исчерпывающей концепцией хорошего правительства. Мир – слишком сложный организм с множеством самых разнообразных функций, и даже самое самоуверенное правительство не сможет его улучшить в соответствии с заранее разработанным планом.
Гарольд не разделял также взгляд на политическое лидерство как на занятие, требующее определенного героизма. Он имел более скромные представления о том, что такое правительство и каким ему следует быть. Британский философ Майкл Окшотт высказал полезное предостережение от высокомерия. Он писал{480}:
Занявшись политической деятельностью, люди пускаются в плавание по безбрежному и бездонному морю, где нет безопасных гаваней и нет дна, на которое можно было бы бросить якорь; здесь нет портов отправления и портов назначения. Задача заключается в том, чтобы удержать корабль на плаву, даже если он перевернется вверх килем; море может быть другом или врагом, а искусство навигации заключается в том, чтобы использовать все ресурсы традиций, чтобы приобретать друзей в любой беде.
Размышляя о государстве и государственной власти, Гарольд не уставал напоминать себе о том, как мало он знает и как мало он может знать, о том, как велико искушение властью и желанием творить добро, и о том, как это желание может заслонить от нас нашу ограниченность и несовершенство.
134
Генри Клей (
135
Закон о гомстедах (англ,