Теперь он часами сидел на крыльце и смотрел на чудеса природы: небо, горы, деревья, воду и солнце. Некоторые ученые обнаружили – и в этом нет ничего удивительного, – что солнечный свет и картины природы оказывают сильнейшее влияние на наше сознание и настроение{518}. Люди, живущие в северных широтах, где солнце не такое яркое, чаще страдают депрессией, чем южане. То же самое касается людей, живущих на западной границе часового пояса, где солнце встает заметно позже. Женщины, всю жизнь работавшие в ночную смену, чаще заболевают раком молочной железы. Исследования показали, что пациенты больниц, лежащие в палатах, из окон которых открывается вид на природу, выздоравливают немного быстрее, чем больные, которые видят в окно унылый городской пейзаж. В одном исследовании, проведенном в Милане{519}, было показано, что больные с биполярной депрессией, находившиеся в палатах окнами на восток, выписывались в среднем на три с половиной дня раньше, чем больные из палат окнами на запад.
Гарольд придумал игры, в которые мог играть сам с собой. Например, сидя на крыльце, он принимался пристально рассматривать растущий поблизости цветок. Сосредоточив все свое внимание, он пристально рассматривал лепестки, созерцая их хрупкую красоту. Потом, подняв глаза, начинал всматриваться в заснеженные вершины далеких гор. В этот момент чувства его переживали неясную метаморфозу: он испытывал благоговение, преклонение перед красотой творения, смирение перед его величием. Не сходя с места, он мог созерцать и величественную красоту, и хрупкую прелесть.
Он всегда любил величественные виды. Они возвышали его дух, делали его причастным священному и всеохватывающему порядку, делали частью огромного целого. Люди, часто бывающие на природе, лучше справляются с тестами на кратковременную память и внимание, чем люди, которые проводят все время в городе. У людей, живущих на природе, как правило, лучше и настроение. Философ Чарльз Тейлор пишет{520}:
Природа привлекает нас потому, что она каким-то образом гармонирует с нашими чувствами, так что может отражать и усиливать те чувства, которые мы уже ощущаем, и пробуждать чувства дремлющие. Природа – это клавиатура, на которой мы можем разыграть наши самые возвышенные чувства. Мы обращаемся к природе так же, как мы обращаемся к музыке, – для пробуждения и укрепления наших самых лучших и высоких чувств.
Вид гор и деревьев успокаивал и вдохновлял Гарольда. Но на самом деле этого ему было уже недостаточно. Недаром говорят, что природа – это первая ступень на пути к религии, но еще не сама религия.
Бóльшую часть времени Гарольд сильно страдал физически. В эти ужасные часы невыносимая боль полностью поглощала его разум, как газ заполняет сосуд, из которого откачан воздух. Гарольд почти забыл, каково это – жить, не испытывая боли. Но когда боль проходила, он не мог вспомнить саму боль. Оставалась лишь холодная интеллектуальная концепция боли.
Гарольд все больше размышлял о людях. Перед его внутренним взором мелькали, казалось бы, давно забытые сцены. Вот он снова видит маленькую девочку, свою подружку по детским играм, как она сидит на снегу рядом со своей игрушечной машинкой. Вот он едет с родителями смотреть новый дом. Вот сотрудник, получивший нагоняй от босса, ополаскивает багровое от злости лицо под краном в туалете. Но были в его памяти и загадочные провалы. Он, например, ни разу не смог вспомнить, как сидел с родителями за обеденным столом, хотя они всегда обедали все вместе.
Воспоминания являлись Гарольду полосами. Он вдруг отчетливо вспомнил, как поймал мяч во время игры в вышибалы в четвертом классе. Он попытался вспомнить, что за учительница у них была в тот год. Но здесь Гарольда постигла неудача. Он никак не мог вспомнить ее лица, зато отчетливо помнил, что у нее были длинные темные волосы. Она была высокой – или казалась высокой? Ведь сам-то он тогда был маленьким мальчиком. Он не помнил ее лица, но в памяти осталась неосязаемая аура ее красоты и доброты. Помнил он также, и как любил ее.