Гарольд полностью погрузился в свое тайное царство и навсегда утратил сознание. В последний момент мир перед его взором стал терять границы и очертания. Он не мог теперь воспользоваться силой сознания, но избавился от его оков. Он был благословлен сознанием, которое помогало ему направлять свою внешнюю жизнь и питать внутренние устремления, но плата за сознание была высока – знание, что смерть неизбежна. Но теперь ему не нужно было это знание. Теперь он не знал ничего, вступив в мир невыразимого.
Как хочется узнать, нашел ли он Царствие небесное, увидел ли Бога? Но этого он Эрике не сказал. Сердце его продолжало биться еще несколько минут, легкие ритмично наполнялись воздухом, а электрические импульсы продолжали плясать в его мозгу. Он сделал несколько резких движений, которые врачи назвали бы непроизвольными, но они были исполнены более глубокого смысла, чем любой осознанный жест. В один из этих моментов он сильно сжал руку Эрики, и она поняла, что это его последнее «прости».
Что было в начале, то будет и в конце – переплетение чувств, ощущений, влечений и потребностей, которые мы, выхолащивая суть жизни, называем бессознательными. Но это переплетение не было примитивной, низшей частью Гарольда. Оно не было и чем-то второстепенным, одним из препятствий, которые мы должны преодолеть в жизни. Это была его сущность – почти невидимая, недоступная пониманию. Высшая сущность.
Гарольду удалось сделать в своей жизни главное. Он сумел понять смысл жизни. Иные смотрят на жизнь как на шахматную партию, которую разыгрывают мыслящие машины. Но для Гарольда жизнь стала непреходящим слиянием любящих душ.
Благодарности
Никогда не знаешь, куда заведут поиски истины. Еще учась в колледже, я интересовался связями мозга и сознания. Но это увлечение было побочным, так как основная моя работа не была связана с биологическими проблемами – я писал о политике и политиках, о социологии и культуре. Но шли годы, а прежний интерес то и дело возвращался. Ученые, исследующие высшую нервную деятельность и головной мозг, добились потрясающих успехов в познании нашей интеллектуальной и эмоциональной сущности, но эти успехи пока мало сказываются на состоянии общей культуры.
Книга, которую вы прочли, как раз и стала попыткой восполнить этот пробел. Я попытался объединить научную психологию с социологией, политикой, культурой и теориями достижения успеха.
Нет нужды напоминать мне, что я решился на весьма рискованное предприятие. Исследование разума и подсознания находится лишь в самом начале своего пути, и многие добытые наукой о мозге знания и представления остаются спорными. Журналист, пытающийся приложить данные сложной научной дисциплины к проблемам нашего мира, легко может упустить нюансы, очень важные в глазах специалистов. Более того, многие справедливо возмущаются такими людьми, как я, – мы имеем возможность печататься в The New York Times и публиковаться в издательстве «Рэндом Хаус», и подчас используем эту возможность, чтобы изложить суть научных исследований длиною в жизнь в одном абзаце или на одной странице.
Тем не менее я думаю, что игра стоила свеч, потому что научные достижения последних 30 лет действительно чрезвычайно важны. Они обязательно изменят наше отношение к политике, социологии, экономике и к жизни вообще. Я попытался описать научные данные, стараясь не нарушать их корректность. Я старался выбирать только твердо установленные факты, пусть даже специалисты разных школ относятся к ним по-разному (и в науке никогда не было и никогда не будет по-другому). Я прекрасно сознаю, что я не популяризатор науки и не ученый. Я не пытался описывать принципы и механизмы работы головного мозга. Я не брал на себя смелость писать о том, какой участок мозга отвечает за то или иное поведение. Я всего лишь попытался осветить важные следствия работы мозга.