У варварских германских народов, стоящих на ступени развития, близкой к развитию лангобардов времен Ротари, часто можно наблюдать как бы две конкурирующие друг с другом силы: старинные родоплеменные учреждения и королевскую власть. У лангобардов эпохи Ротари первая значительно слабее второй, но зато и вторая расщеплена в свою очередь на две различные силы - власть короля и власть герцогов.
В то время как по "Салической Правде" судебное собрание свободных жителей сотни или округа - "mallus publicus" - играет огромную роль и является едва ли не основой политической жизни племени, над которой только начинает надстраиваться сильная королевская власть с ее должностными лицами (графами, сацебаронами) и дружинниками, - в эдикте Ротари собрание, соответствующее mallus, совершенно отсутствует, а собрания односельчан происходят лишь в некоторых специфических случаях: по поводу потравы или ущерба, причиненного чьим-либо конем; при разборе дела об ответственности сына за долги отца [99]; в остальных случаях в качестве судей фигурируют должностные лица короля, - если оставить в стороне уже разобранный выше факт участия родичей в заключении целого ряда сделок. В эдикте Ротари отсутствует и подробное изложение самой судебной процедуры, занимающее так много места в статьях "Салической Правды", касающихся франкского mallus. В эдикте фигурируют только соприсяжники да оценщики имущества - заслуживающие доверия люди из числа соседей ("vicini boni fidei homines") [100], слегка напоминающие франкских рахинбургов, но выполняющие лишь одну из их многообразных функций. Отсутствует и народное собрание всего племени; как показывают данные о конкретных случаях избрания лангобардских королей, вместо него происходят собрания представителей знати [101].
Зато сфера королевской и герцогской власти обрисована в высшей степени подробно. Королю бесспорно принадлежат все права верховной власти, как она понималась в варварском государстве: высшая военная и судебная власть, право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, верховный мундиум, который выражается, между прочим, в многочисленных статьях о королевской опеке над женщинами (лишившимися по какой-либо причине мундиума родных), над переселенцами, людьми бедными и беззащитными и т.д. [102]. Все члены лангобардского племени рассматриваются в эдикте как подданные короля, которому они обязаны беспрекословно повиноваться. Убийство по приказанию короля считается вполне законным деянием, и наследники убитого не имеют права предъявлять к убийце какие бы то ни было претензии [103], в то время как всякое иное убийство рассматривается как преступление и карается уплатой вергельда [104]. Мотивировка законности убийства по королевскому повелению тоже свидетельствует о понимании власти короля в качестве верховной власти: "так как мы полагаем, что сердца королей в руце божией, то немыслимо, чтобы какой-либо человек мог очистить (т.е. оправдать на суде) того, кого король приказал убить" [104]. И целый ряд других деяний (избиение и связывание свободных) тоже квалифицируется как преступление, если только они совершены не по королевскому приказанию[105].
Столь значительная сила королевской власти была возможна лишь при наличии у короля достаточной материальной базы, военной опоры и административного персонала. Однако во всех этих сферах власгь лангобардского короля пересекалась с властью герцогов, и в этом пересечении и отчасти взаимном переплетении обеих властей и заключается уже отмеченное выше своеобразие политической структуры лангобардского государства. Уступка половины земельных владений, сделанная герцогами в пользу короля при избрании Аутари, заложила, правда, основы упомянутой материальной базы королевской власти однако далеко не во всех герцогствах эта уступка была проведена в жизнь в полной пере, а в некоторых (как Сполето и Беневент) она и вовсе не была осуществлена, и в основном раздел герцогских и королевских владений ограничился главным образом пределами северо-западной Италии. Поэтому короли, начиная с Аутари, стремились к увеличению своих личных владений путем завоевания, а во вновь завоеванных областях (в Пьяченце, Парне, Реджио, в городах Тусции и Лигурийского побережья) они либо совершенно не назначали герцогов, либо использовали всякое их восстание как повод для их смещения и назначения своих ставленников. Во всяком случае уже выделение половины герцогских земель дало в руки короля значительные территории из числа бывших частных владений герцогов, бывшего императорского земельного фонда и, наконец, обширные рекультивированные пространства. Завоевания еще более укрепили эту материальную базу королевской власти. Рука об руку с этим укреплением шло и стремление королей присвоить себе право назначения герцогов, которое отразилось и в статье эдикта Ротари, карающей смертной казнью "всякого, кто поднимет в войске мятеж против своего герцога или против того, кто назначен королем для командования войском" [106].