Совершенно непереносимо думать, что другие думают про тебя, будто ты нарочно сделал то, чего ты вовсе не хотел делать, поэтому я с самого начала заявляю, что мы не стали бы стрелять в эту лису даже ради спасения собственной жизни. Конечно, когда мужчина попал в пещеру и должен защитить девчонок от нападения целой своры разъяренных лисиц, тогда — другое дело: мы обязаны заботиться о девочках, хотя они прекрасно могут сами о себе позаботиться, но, как говорит дядя Альберта, это входит в правила игры, и мы должны их защищать и сражаться за них до последней капли крови.
Денни знает стишки, в которых говорится, что из малых причин могут произрасти (он так и говорит «произрасти») большие неприятности, и причин этих обычно бывает три. Вот и у этого приключения, о котором я собираюсь поведать благосклонному читателю, тоже было три причины. Во-первых, наш индийский дядюшка приехал в деревню повидаться с нами. Во-вторых, зуб Денни. В-третьих, мы, конечно, не прочь были поохотиться. Вот вам три причины, и даже око недоброжелателя не может усмотреть в них ничего дурного или постыдного.
Дора сказала (нам всем было приятно это слышать, но сказала это Дора, а не Освальд): должно быть наш дядюшка очень соскучился, раз он приехал повидать своих милых ребятишек (то есть нас).
Приехал он без предупреждения. Это, пожалуй, главный изъян в нашем безупречном дядюшке, потому что он никогда не предупреждает и часто застает нас врасплох, и выходит беда, как с нашей игрой в джунгли.
Но на этот раз все обошлось. Он приехал, к счастью, в занудливый день, когда никому из нас не приходила в голову счастливая Мысль, как бы поразвлечься. Наступило время обеда, мы все умылись и были чисты как ангелочки (по сравнению с обычным нашим видом).
Только мы сели за стол, и дядя Альберта пронзил сверкающей сталью сердце мясной запеканки, как мы услышали стук колес, и станционная бричка остановилась у наших ворот. В ней сидел наш любимый дядюшка, чинно выпрямившись и сложив руки на коленях. Он чудесно выглядел, и в петлице у него была роза. Да, он сильно отличался от того индийского бедняка, который помогал нам заколоть дикого кабана, прикинувшегося рисовым пудингом! Но под этой нарядной одеждой по-прежнему билось горячее и верное сердце. Нельзя судить людей по наружности, вот он одевается как важный лорд, а в наших делах понимает почти как дядя Альберта. Мы пообедали вместе и рассказали ему все, что было у нас интересного, а когда мы дошли до Таинственной Башни, он сказал:
«У меня кровь закипает в жилах».
Ноэль очень огорчился, когда это услышал, потому что у всех остальных людей кровь в жилах леденела, когда мы рассказывали эту историю.
Дядя объяснил ему, что он научился в Индии одновременно и кипятить свою кровь и замораживать.
Наверное, это как-то связано с климатом. У тех, кто живет в Индии, кровь все время кипит, хотя я все равно не понимаю, как им удается есть столько перца. Но не стоит отклоняться от главной темы — про перец дальше ничего не будет. Вот про кипящую кровь вы еще услышите.
Когда станционная бричка вернулась за дядей, он попросил нас проводить его до вокзала и роздал нам по полсоверена безо всякой дискриминации по возрасту или полу. Он у нас истинный британец, без всяких эдаких глупостей!
Когда поезд тронулся, мы все прокричали прощальное ура, а потом предложили кэбмену шиллинг, чтобы он довез нас до перекрестка, но он подвез нас даром, потому что, как он сказал, старый джент слишком много оставил ему на чай. Как редко встречаешь ныне искреннее и благодарное сердце! Мы прокричали ура еще раз, славя добродетель нашего возничего, и поспешили домой, чтобы обсудить, как нам извести наши деньги.
Я не смогу отчитаться за все эти деньги, они растаяли как вешний снег на лугах (слушайте больше Денни), и почему-то они всегда исчезают тем быстрее, чем их больше. Мы накупили множество вещей, о которых давно мечтали, и нам принесли их прямо из магазина в аккуратных коричневых пакетиках, но все это опять же не имеет ни малейшего отношения к нашему повествованию, кроме той покупки, на которую скинулись Освальд и Денни.
Они купили пистолет. На это ушли все деньги, но если Освальду и случалось порой пожалеть о том, что он так быстро расстался со своей долей, он говорил себе:
«Ну и пусть. Нам нужен пистолет, настоящий, а не эти дурацкие кремневые ружья. Вот придет грабитель, а мы совершенно безоружны!»
Мы решили пользоваться им по очереди и подальше от дома, чтобы не волновать взрослых, которые почему-то боятся пистолетов — а мы нисколечки не боимся.
Между прочим, купить пистолет предложил Денни. Освальд сперва онемел от изумления, но, надо признать, Денни сильно переменился в нашей компании. Пока все остальные пировали в кондитерской на Хай-стрит, мы принесли домой свое приобретение и даже удержались от соблазна посшибать по дороге ворон с телеграфных проводов.
После чая мы созвали совет, и Освальд объявил:
«У нас с Денни есть секрет».
«Знаю я ваш секрет», — фыркнул Дикки, — «вы наконец, разыскали тот магазинчик, где мятные лепешки идут по четыре унции за пенни. Мы с Г. О. уже сто лет о нем знаем».
Освальд сказал: «Лучше заткнись. Не хочешь слушать, так уходи. А если остаешься, клянись торжественной клятвой».
Этой клятвой мы клянемся только в самых серьезных делах, так что Дикки сразу понял, что мы не шутки шутить собрались, и сказал:
«Конечно, конечно, продолжай! Я ведь думал, вы понарошке!»
Все произнесли слова торжественной клятвы. Ее сочинил Ноэль — еще давно, когда мы нашли в Блэкхите гнездо дрозда.
Стихи, как всегда, не очень-то получились, но для клятвы они годятся. Когда все поклялись (вплоть до Г. О.), Дикки сказал: «Так в чем дело?»
В горделивом молчании Освальд извлек таившееся на его груди сокровище, и все члены совета замерли от изумления. Пистолет еще не был заряжен, поэтому мы даже девочкам позволили его подержать.
Тут Дикки и говорит: «Пошли охотиться!»
И мы решили: пора. Г. О. хотел еще сбегать в деревню и купить за пенни рожок в охотничьем магазине, чтобы мы трубили «на зверя», как в песне, но мы решили, хотя бы из скромности, не трубить, пока не затравим добычу. Зато эти разговоры о песне помогли нам решить, на какого зверя мы собираемся охотится: нам предстояло бесстрашно сразиться с лисой.
Освальд разрешил Денни взять пистолет на целый день и на ночь положить его под подушку, только не заряженный, а то чего доброго ему что-нибудь присниться, и он спросонья как выстрелит!
Так бы Освальд еще поспорил, но у Денни болел зуб, а пистолет под подушкой должен был его подбодрить, хотя, конечно, боль от этого не пройдет. Зуб разбаливался все сильнее, и дядя Альберта заглянул Денни в рот и сказал, что зуб сильно шатается. Денни признался, что пытался раскусить им орех. То-то и оно — пришлось ему отправляться в постель с ваткой, смоченной камфарой, и красной фланелевой тряпкой через всю щеку.
Освальд знает, как надо обращаться с больными, поэтому на утро он не запустил в Денни подушкой, а тихонько подошел к постели страдальца, чтобы потрясти его за плечо. Но гнездышко оказалось пустым, и даже пистолета там не было (чуть позже я нашел его в комоде). Тогда Освальд пошел будить остальных — с ними церемониться не приходилось, ведь у них-то зубы не болели — и когда мы все поднялись, то как раз успели услышать стук колес и, выглянув из окна, увидели, как Денни и дядя Альберта укатили на высокой фермерской тележке с красными колесами.
Мы быстро-быстро оделись и побежали вниз спросить, что же все это означает. На столе мы обнаружили записку от Альбертова дяди:
«Денни проснулся от зубной боли рано утром. Он поехал к дантисту, чтобы уладить с ним это дело, как подобает мужчине. К обеду вернемся».
Дора прочла и объявила всем нам: «Денни уехал к дантисту».
«Наверное, они родственники», — сказал Г. О. — «Денни — просто уменьшительное от дантиста».