Этих масок в доме было полно, потому что хозяин этого дома когда-то ездил в Рим, где все надевают такие маски и бросаются друг в друга, и все это называется Баталия ди Конфетти, то есть битва конфетти. Он хотел, чтобы люди в здешних местах тоже устроили такой карнавал, но они так и не расшевелились, и все маски остались лежать в английской пыли на чердаке. А в Риме их надевают, чтобы конфетти не попало в глаза, но когда стреляешь из лука, это тоже важно.
Вооружившись до зубов этими масками и стрелами, мы сражались за нашу крепость, но, как известно, в таких делах решает не снаряжение, а хитрость. Освальд, Алиса, Ноэль и Денни крепость защищали. Мы были, конечно, более сильная сторона, но если они и проникли в крепость, то только потому, что Дику в нос попала стрела, и у него, как всегда, пошла носом кровь, хотя он и был в маске, и пришлось ему отправиться в ремонт; и пока гарнизон крепости забыл о нем, он влез сзади на стену и отвлек Освальда: свалился на него сверху, а гарнизон, лишившись своего отважного юного вождя, лишился и воли к сопротивлению, и в один миг был подавлен.
Потом мы уселись на стене и съели мятные лепешки, которые привез дядя Альберта, когда ездил в Мейдстоун за теми римскими горшками, с помощью которых мы так ловко обставили Древностей.
Битва завершилась, мир свирепствовал среди нас (ой!), и все растянулись на солнышке на вершине стены и стали смотреть на поля — они вообще-то зеленые, но в жаркий день кажутся почти синими.
Тут мы и увидели этого бродягу, мрачное пятно на светлом лике ясного дня.
Увидев нас, он подошел к стене, притронулся к своей кепке (об этом я уже упоминал) и сказал:
«Прошу прощения, если я помешал вашему отдыху, леди и джентльмены, но не подскажете ли вы рабочему человеку, где тут ближайший бар? Денек-то жаркий, верно?»
Дикки сказал ему, что лучший кабачок в окрестности — это «Корона с розой», хозяйка там наш лучший друг, а идти туда чуть больше мили, если напрямик через поле.
«Ой-ой-ой!» — сказал бродяга. — «Целая миля! Да еще в такой жаркий день!»
Мы согласились, что это не так уж весело.
«Честное слово», — сказал бродяга. — «Будь тут колодец поблизости, я бы воды добыл, хоть она и не согласуется с моим желудком!»
Мы не очень-то жаловали бродяг после той истории с подлым моряком, который запер нас в таинственной башне, но с нами на стене были собаки (Леди нам едва удалось затащить, ее длинные ноги очень мешались), и полагали, что сумеем постоять за себя. К тому же, этот бродяга выглядел гораздо симпатичнее того моряка и держался вежливо. Да и потом нас было восемь на одного.
Алиса подтолкнула Освальда локтем и зашептала что-то насчет сэра Филиппа Сидни и о том, что этот человек больше нуждается в лимонаде, чем мы. Освальд молча поднялся и пошел к той щели на стене, в которой наш гарнизон сложил провизию, и принес последнюю бутылку лимонада, припрятанную на случай если нам снова и очень сильно захочется пить.
Алиса сказала бродяге:
«У нас остался еще лимонад, сейчас мой брат его принесет. Вы не против, если я отдам вам наш стакан? Вымыть его нечем, разве что сполоснуть его капелькой лимонада».
«Ни в коем случае, мисс, — ответил тот, — не переводите добро».
Стакан стоял тут же под рукой, Освальд наполнил его и передал пенящийся кубок бродяге. Для этого ему пришлось опуститься на свой юный благородный желудок. Бродяга и в самом деле был отменно вежлив (прирожденный джентльмен и храбрый человек, как нам вскоре довелось узнать). Он сказал:
«За ваше здоровье!», — и осушил стакан одним глотком, даже нос туда засунул.
«Ох, как же мне хотелось пить, — сказал он, возвращая стакан. — В такую погоду все равно, что пьешь, лишь бы в глотке не пересыхало. Чувствительно вас благодарю».
«Пожалуйста, пожалуйста, — сказала Дора, — Очень рада, что вам понравилось»
«Понравилось?» — переспросил он. — «Вы и представить себе не можете, что у меня во рту творилось. Надо же, и школы у нас бесплатные, и библиотеки, и даже бани и прачечные — на это им воды не жалко, — неужто хоть одну бесплатную пивнушку нельзя устроить? Кто бы додумался на этой дороге раздать людям по стаканчику, вот был бы молодец, да за него бы вся округа проголосовала, кабы он в парламент намерился бы. Ладно, посижу тут рядом с вами, выкурю трубочку».
Он сел на траву и закурил. Мы стали его расспрашивать о его делах, и он поведал нам свою скорбь и тайну души своей, а именно, что нынче честному человеку на работу не устроиться. Он начал нам рассказывать о приходе, в котором работал, и он или они (как правильно, когда говоришь о приходе?) обошлись с ним нечестно, но тут прямо на полуфразе он заснул, а мы отправились домой. Прежде, чем уйти, мы тайно посовещались, собрали все деньги, что были у нас при себе (девять с половиной пенсов), завернули их в кусочек бумажки, который нашелся у Дикки в кармане, и сунули их в жилетку спящему бродяге, чтобы он обнаружил их, когда проснется. Никто из собак при этом не лаял, так что мы поняли, что и собаки считают его человеком, хотя и бедным, но честным, а собакам в таких делах можно верить на слово. Домой мы шли в молчании: как потом выяснилось, слова, произнесенные бродягой, отпечатались в сердце каждого из нас, и им предстояло принести обильные плоды.
После обеда мы вышли в сад и сунули ноги в холодный ручей. Взрослые говорят, если это делать после еды, это отражается на пищеварении, но нам это не повредило. На поваленной иве, которая упала с одного берега ручья до другого, мы можем как раз уместиться ввосьмером, только те, кто с краю, не могут сунуть ноги в воду из-за кустов, и поэтому мы все время меняемся местами. Мы сорвали по травинке и принялись жевать — это обостряет мыслительный процесс. Наконец, Дора прервала молчание такими словами:
«Бесплатные напитки!»
Эти слова пробудили отзвук в каждом верном сердце.
«Странно, что никто не додумался до этого», — сказал Г. О. и откинулся назад так, что чуть не свалился в воду, но Алиса и Освальд спасли его, подвергая опасности свою собственную жизнь.
«Посиди тихо, Г. О., — взмолилась Алиса, — Как было бы хорошо! Неужели мы не можем этого сделать?»
«Чего? Посидеть тихо?» — ухмыльнулся Г. О.
«Нет, дитя мое, — возвышенно обратился к нему Освальд. — На это способны многие и, может быть, даже ты. Твоя сестра, этот ангел, говорила о бесплатных напитках для жаждущих и неимущих».
«Не для всех, — поспешно вставила Алиса, — только для некоторых. Уступи мне место, Дикки. Я тоже хочу сунуть ноги в воду».
Поменяться местами, когда сидишь на бревне, переброшенном через реку, не так-то просто: те, кто меняется, ползут по коленям остальных, а остальные должны изо всех сил вцепиться в бревно, если не хотят полететь вверх тормашками в реку. На этот раз все обошлось благополучно, и когда Алиса удобно устроилась, она продолжила:
«И потом, долго мы не продержимся, только день или два, пока деньги не кончатся. Лучше всего поить их лимонадом Эйфелева Башня, он самый вкусный и к тому же недорогой. На дуврской дороге можно каждый день повстречать сколько угодно жаждущих прохожих».
«Это неплохо», — одобрил Освальд, — «мелочь у нас наберется».
«А те бедняги, преисполненные благодарности, остановятся поболтать с нами и поведают нам тайную скорбь своей души. Мы сможем потом целую книжку из жизни написать, вроде тех историй, которые публикуют перед рождеством. Давайте. давайте!»
Алису прямо корчило от нетерпения, и пришлось Дикки хорошенько пихнуть ее, чтобы успокоилась.
«Мы можем заняться этим, но только на один день. Конечно, свет переполнен людьми, которым хочется пить и притом каждый день, и во всех краях земли, так что это будет все равно что капля влаги в раскаленных песках пустыни, но даже такая малость может пригодиться, как сказала русалка, когда ее слезы упали в море».
«Я даже стихи об этом знаю», — сказал Денни, но мы предпочли пропустить это замечание мимо ушей.
«А как мы это назовем?» — сонливо спросил Ноэль.
«Назовем — что?»
«Эти бесплатные напитки». Стыд и позор, позор и мура, Если без имени будет игра. Имя давно придумать пора, Уже вчера. Ура. И…