Мы начнем с Италии, о которой нам известно больше, чем о других странах империи. В предыдущих главах было показано, что в аграрном отношении Италия по-прежнему, по крайней мере в I в. по Р. Х., оставалась одной из самых благополучных стран. Импорт из провинций и других государств в основном оплачивался за счет превосходного вина, которое еще в больших количествах производили во всех областях полуострова, в особенности в Кампании и на севере Италии. Виноделие было основано на капиталистической системе хозяйствования, ориентированной в первую очередь на сбыт и на экспорт. Извержение Везувия в 79 г. по Р. Х. вызвало, конечно, катастрофические последствия и в экономике. То, что засыпанные города не были восстановлены, несмотря на меры, принятые правительством, и то, что в последующие годы в этой местности не возникло новых городов, что, в общем, было бы вполне возможно спустя несколько десятилетий, говорит об упадке экономики Кампании. Но все же у нас нет оснований считать, что катастрофа 79 г. значительно ухудшила продуктивность почвы во всей этой области.[233] В действительности же виноградарство и основанная на винном экспорте экономика Италии серьезно пострадали в результате другого процесса, о котором уже шла речь в предшествующих главах и который, как выяснилось, таил в себе гораздо большую опасность для страны, чем даже такое ужасное стихийное бедствие, как извержение Везувия, а именно в результате экономической эмансипации провинций. Упадок промышленности и торговли Италии означал постепенное обеднение городской буржуазии, представлявшей собой, как мы уже видели, основную силу, на которую опиралось систематическое сельскохозяйственное производство капиталистического толка. Таким ходом развития отчасти объясняется тот факт, что процесс концентрации земельной собственности в руках крупных капиталистов во II в. по Р. Х. не только не прекратился, но даже принял более интенсивные формы, чем когда-либо раньше, и что от этого терпели ущерб не только крестьяне, но и городская буржуазия. Этот процесс можно наблюдать даже в таких бедных областях, как территории. Велейи и Беневента. История этих территорий, отраженная в документах, связанных с алиментарным фондом, представляет собой в основном историю постепенного процесса, в результате которого эти fundi постепенно оказались в руках кучки земельных магнатов, большинство из которых не были жителями Велейи и Беневента и, судя по всему, принадлежали к числу богатых вольноотпущенников.[235] В наших литературных источниках, например у Ювенала, даже во II в. еще часто встречается излюбленная тема поэтов и моралистов предыдущего столетия об изгнании владельцев маленьких fundi из родного гнезда ненасытными в своей алчности крупными капиталистами, а Плиний Младший, один из крупнейших землевладельцев, не таясь, рассказывает о своих вложенных в земельную собственность капиталах и о растущих латифундиях.[236]
Откуда появились капиталы, которые вкладывались в италийские земельные владения, догадаться нетрудно. Мы видели, что старая римская аристократия исчезла. Земли, принадлежавшие этим аристократам в провинции, перешли в собственность императора. Об императорских земельных владениях в Италии мы знаем очень мало. Между тем сам факт, что о них имеется так мало упоминаний, достаточно красноречив. Его можно объяснить только тем обстоятельством, что императоры не стремились удерживать в своих руках италийские земли. Вероятно, они тем или иным способом тотчас же сбывали их с рук, передавая другому владельцу, и, надо думать, что чаще всего эти земли доставались кому-то из числа новой чиновничьей аристократии. Типичным представителем этого сословия был Плиний Младший. По своему происхождению он принадлежал к зажиточной семье, которая, очевидно, владела немалой земельной собственностью и относилась к муниципальной аристократии Кома. Сам Плиний и другие члены его семьи увеличили свое унаследованное состояние, занимая ответственные посты в государственной администрации: начав с должности императорских прокураторов, как Плиний Старший, и удостоившись сенаторского звания, они продолжали служить государству и императору в качестве провинциальных наместников или возглавляли различные ведомства государственной администрации, преимущественно в столице, как это было в случае Плиния Младшего. Сказанное вовсе не должно означать, что он и ему подобные наживали свои состояния тем, что грабили государство и провинции, хотя и такое нередко случалось в эпоху Флавиев и Антонинов. Уважающие законы наместники тоже имели не только большое жалованье, но располагали различными возможностями обогащаться, не выходя за рамки законности. Эти государственные служащие, родиной которых, как у Плиния, была Италия, старались, естественно, выгодно вложить свои деньги; поэтому они — с одной стороны, движимые чувством местного патриотизма, а с другой стороны, соображениями о том, где можно с наибольшей интенсивностью использовать вложенные средства, — как правило, останавливались или на покупке земли в Италии, или на ипотеках. Вложение капитала в земельную собственность и, в несколько меньшей степени, в ипотеки лучше всего гарантировало получение хотя бы скромной ренты, а идеалом аристократического существования в глазах населения империи по-прежнему оставалась хорошая рента, которая означала спокойную жизнь, обеспеченную надежным доходом. И не стоит недооценивать численную долю италиков среди государственных чиновников, так как они по-прежнему составляли в этом сословии большинство.
233
О мерах, принятых правительством для оказания помощи населению и восстановления засыпанных городов, см.: Dio Cass. 66, 24. На самом деле ни один из засыпанных городов так и не был восстановлен.
235
См.: Pachtere F. G. de. La table hypothecate de Veleia. 1920; cp.: Kromayer J. Neue Jahrb. kl. Alt. 1914. 33. S. 145 ff.; Carcopino J. La table de Veleia // Ibid. 1921. 23. P. 287 sqq.