Волна страха окатила Эбель, тело зазнобило.
– Мистер Кэруэл!
Жужжащий голос мисс Вуд раздался где-то далеко, будто за толстой стеклянной стеной, которая стремительно трескалась и готовилась лопнуть. Перед глазами, чередуясь с яркими вспышками, летали слова. Они пытались вырваться наружу, но раз за разом врезались в стекло.
«Я привела вам… но… вую студентку и – я умерла, умерла, умерла – на… деюсь, помощницу!»
В голове все перемешалось. Собственный голос стал тихим, еле уловимым, и из горла, которое сдавливали невидимые холодные руки, вырвался лишь хрип. Скулящий, жалобный. Предсмертный. Как тогда… в гробу… Перед тем, как Эбель почти сдалась и проиграла в схватке со смертью.
– Это Эбель Барнс. Я буду признательна, если вы поможете ей тут освоиться.
От голоса Вуд Эбель затошнило. Вообще от любых звуков ей сейчас становилось хуже. Вот бы все просто замолчали. Вот бы…
– Мисс Барнс? – мужской баритон пронзил голову, словно тысячи острых иголок.
Стеклянная стена все-таки лопнула и, разлетевшись на невидимые осколки, вонзилась в тело Эбель. Эбель схватилась за виски и сдавила их так сильно, как только могла. Вчера она лежала в гробу, но, кажется, умрет сейчас – и не на кладбище, а в хреновом кабинете хренова криптолога.
– С вами… все… в порядке? – Мужской, смазанный от слез силуэт двинулся к Эбель, и солнечные лучи, до этого врезающиеся в его спину, обожгли ее лицо.
Ответить она не смогла, но, кажется, за нее все сказали позеленевшее лицо и покрасневшие глаза.
– Воды! Срочно!
Каждый звук причинял невероятную боль. Нестерпимую. Ужасную. Медленно убивающую.
Я умру, я умру, я умру…
Слова разъедали мозг изнутри. Пытались достать воспоминания, напомнить о забытых днях, о матери и отце, о темноте под крышкой деревянного гроба. Они забирали Эбель в ад, в котором она должна была сгореть.
– У нее паническая атака, – догадался профессор.
«Закрой свой рот, хренов умник!» – разозлилась Эбель.
Она задыхалась. Царапала горло, спешно пытаясь расстегнуть трясущимися руками пуговицы на сарафане, и давилась слезами. Ноги предательски подкосились, но сильные руки поймали Эбель под локти, так и не дав упасть на пол. Ее усадили на стул, собрали волосы в хвост и принялись тыкать стаканом воды в лицо, но Эбель, кряхтя, хотела лишь набрать побольше воздуха в легкие.
Я умру, я умру… я…
– Все в порядке, милая! Все хорошо, – раздался рядом с ухом голос Вуд, и теплая рука легла на холодную грудь Эбель.
Горячая волна, словно электрический разряд, прошлась от кончиков пальцев ее ног до макушки и, остановившись в голове, медленно растеклась в ней патокой.
– Как ты? Пришла в себя? – медленно прошептала директор.
Она не отошла от Эбель и теперь гладила ее по спине, успокаивая.
– Дыши медленнее. – Мужчина, очень высокий и худой как палка, сел перед Эбель на колени. – Вдох, выдох… Вдо-о-ох, вы-ы-ыдох.
Эбель невольно повторила за ним.
– Что ты видишь за моей спиной? – спросил он.
– Окно… – все еще задыхаясь, ответила ему Эбель.
– И все? Кажется, там…
– Парты, стулья, стены, книги, – разозлилась Эбель. – Я не ребенок, меня не надо успокаивать таким тупым способом.
Тем временем дыхание приходило в норму.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать. А вам?
– А мне побольше, чем тебе. – Профессор ухмыльнулся и вновь протянул стакан воды, который в этот раз Эбель приняла.
– Попей, девочка, – погладив ее по голове, попросила Вуд.
Директор источала розоватый свет и блестела, как Эдвард Каллен на солнце. Первый раз за день Эбель не хотела, чтобы та уходила и замолкала.
– Спасибо, мисс Вуд. – Сделав пару глотков, Эбель глубоко вдохнула и выдохнула.
– И часто у тебя такое? – Мужчина выпрямился и отряхнул складки на твидовых брюках. – Ну, я имею в виду панические атаки?
Он облокотился на парту, вновь закрыв собой солнечные лучи.
– А вы учитель или врач? Хотите поставить мне диагноз? Или дать совет, какие таблетки стоит пропить?