Его взгляд остановился на Эбель. И преподаватель опять улыбнулся ей. Что тут, черт возьми, происходит?
– А раз вы все сегодня выбрали мой предмет вместо пар по истории, то… – мистер Кэруэл подошел к доске и взял в руки мел, – с истории мы и начнем.
Студенты недовольно завыли и нехотя пооткрывали тетради. Даже Ноа, который, кажется, был безнадежен в учебе, схватил ручку и стал конспектировать. До этого Реджис сомневался, умеет ли Ноа вообще писать. Умеет. Все больше и больше удивительного происходит в этой академии.
– Октябрь тысяча пятьсот восемьдесят шестого года, – стуча мелом, диктовал мистер Кэруэл. – Королева Шотландии Мария Стюарт была обвинена в государственной измене. Больная ревматизмом, ослабшая в заключении, она организовала заговор с целью убийства Елизаветы I.
– Но ведь Мария и Елизавета были кузинами, – еле слышно произнесла девушка, сидящая перед Ноа.
– Вы хорошо знаете историю, мисс Бах, – похвалил профессор, и она покраснела от смущения. – Их родство, а еще опасения казнить королеву другой страны и сомнения в полномочиях на это суда заставляли Елизавету сомневаться. Заговорщиков обнаружили. Ими оказались дворяне-католики.
Из открытого окна подул ветер, поднимая в воздух пыль, что мерцала теперь в свете лучей. Запах старых книг смешался с ароматом влетевших в класс пожухлых кленовых листьев. Студенты, наслаждаясь осенней свежестью, уставились на раму, куда сел ворон. Он громко каркнул, будто извинился опоздавший студент, и уставился прямо на доску. Но Кэруэл быстро согнал птицу, постучав мелом по партам, и вновь завладел вниманием класса.
– Казалось бы, Мария могла избежать казни, дело хотели закрыть. Но, к несчастью для Марии, секретарь Елизаветы, сэр Фрэнсис Уолсингем, был не только приближенным английской королевы, но и главой шпионской сети. – Профессор медленно вышагивал вдоль рядов парт и кивал собственным словам. – Он перехватил письма королевы Шотландии и передал их Томасу Филлипсу – лучшему дешифровщику того времени. Томас Филлипс взломал шифр в письмах и выяснил, что истинным заговорщиком в самом деле была королева Мария Стюарт. Так, восьмого февраля тысяча пятьсот восемьдесят седьмого года, под крики и плач прислужниц она лишилась головы. Причем трижды. К сожалению, ей попался неумелый палач. Но интересно то, что на плахе она оказалась из-за шифра. И если бы он был более стойким, то, возможно, судьба королевы сложилась бы иначе.
Кэруэл закатал рукава водолазки, которая успела испачкаться в меле, и вернулся к доске.
– Теперь, когда вы понимаете всю серьезность шифрования, мы, пожалуй, начнем с истоков. Записываем. – Мел заскрипел по грифельной поверхности, а ручки студентов – по листам тетрадей. – Пятый век до нашей эры. Древнегреческий отец истории. Ге-ро-дот. – Поставил точку профессор.
Внезапно Реджис обнаружил себя еле поспевающим за лекцией. Ксеркс, Демарт, Греция и Персия… Реджис выписывал факты, подглядывая в тетрадь Ноа. Гистий, что обрил голову вестника и, написав на ней послание, отправил его, уже обросшего, к Аристагору во время восстания против персидского короля. Секретные переписки. Стенография. Китайцы, глотающие облитый воском шелковый шарик с письмом внутри. Млечный, светящийся в темноте сок.
Все это так увлекло исключительных, что два часа пролетели как один. Некоторые, не осилив нудную историю, все-таки уснули. А остальные упоенно обсуждали услышанное, даже выйдя в коридор. И сам Реджис наконец смог отвлечься от мыслей, разъедавших голову уже второй день. От Эбель, которая так и осталась в кабинете мистера Кэруэла. И отца, который в любой день мог найти его и вернуть обратно в тот кошмар, из которого Реджис сбежал после долгих лет мучений.
Другие пары прошли скучнее. Зато оказалось, что высшая математика давалась Ноа легче, чем чтение «Американской трагедии» Драйзера на уроке литературы и изучение принципов бытия на философии.
День в академии заиграл новыми красками, когда пахнущий потом и дикой яростью из-за плохо выполненного задания мистер Льюис выпустил студентов из душного кабинета. Не забыв напомнить о воскресной службе в главном зале собора и вечерних отработках, которые, по словам математика, были куда важнее и куда полезнее, чем Божественная литургия. Краски стали еще ярче, когда Реджис потерял Эбель в толпе торопящихся на обед. Одной головной болью стало меньше. Если не считать Ноа, который, как и Реджис, пропустив обед, исчез из академии.