Чарлз в двух словах объяснил суть дела.
— Только бы не оказалось, что сорвал тебя из-за пустяка.
— Пусть будет кот. Ничуть не хуже, чем все остальное. Животные, растения, минералы — не вижу особой разницы, я больше не лечащий врач. Мне все подойдет.
Говоря это, он улыбался, но Ленокс заметил в его улыбке привычную горечь.
Кот был как кот: белый, лоснящийся, ухоженный. Заколот ударом ножа в шею. Ленокс зажег лампу и нагнулся над трупом, убеждаясь, что орудие убийства и впрямь старомодный ножичек для разрезания конвертов. На широкой серебряной рукоятке выгравирована прописная буква «П».
Мак-Коннелл склонился рядом, провел рукой по кошачьей шерсти.
— Только одна рана, — произнес он. — Непонятно.
— Что именно?
Мак-Коннелл поскреб подбородок.
— Ты когда-нибудь пробовал заколоть кота?
— А как же! Сотни раз.
Шотландец рассмеялся:
— Извини, но коты — животные непокладистые. Их не удержишь: царапают, вырываются. Я вообще, знаешь ли, предпочитаю собак. Шотландские терьеры — просто чудо.
— То есть их убивать приятнее?
— Будет тебе, не ерничай.
— Однако ты прав, вряд ли справиться с ним было легко.
— Вот именно. И дело тут не в силе. Человек хочет ударить в определенное место, животное вырывается, попасть с первого раза вряд ли получится. Я бы не удивился, увидь я семь или восемь неглубоких ножевых ранений, а здесь одно, нанесенное со всей силы.
— Значит, либо убивали вдвоем, либо коту чего-то подмешали? — сделал вывод Ленокс.
— Скажу тебе, как только выясню.
— Давай поднимем его.
Кот был пригвожден к полу, поэтому сначала Мак-Коннелл осторожно вытащил нож и положил его в карман полотняного мешка, захваченного на этот случай. Сам кошачий труп спрятали в мешок.
— Смотри, что это? — спросил вдруг Ленокс.
На полу, в луже крови, валялся пропитанный красной влагой клочок бумаги со следом от лезвия в середине. Ленокс поднял находку. Один уголок не окрасился, край остался голубым: бумага для писем, понял Ленокс. Оказалось, что листок сложен вдвое.
— Здесь написано… написано: х12/42 45 31 25/х2.
Детектив озадаченно взглянул на Мак-Коннелла:
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Это по твоей части. — Доктор протянул ему пакетик, и Чарлз, убедившись, что больше отметок нет, положил записку туда.
— Какой-то шифр, но какой? — пробормотал Ленокс.
Он осмотрел всю комнату, но не нашел больше ничего интересного, ничего, что бросалось бы в глаза, как предметы на индийском ковре. Впрочем, с пустыми руками он не остался. На прикроватной тумбочке лежала незаполненная бальная карточка, по всей видимости, с бала в колледже Иисуса. На обратной стороне — одна фраза: «Хорошо, сэр, я так и сделаю» — и подпись: «Роланд Лайт». Леди Аннабел пояснила, что так зовут слугу, который убирает комнаты, разводит огонь в камине и готовит еду. Больше ничего примечательного они не обнаружили.
— Пообедаем? — еле слышно спросил Мак-Коннелл.
— Я не могу оставить леди Аннабел.
— Так узнай, что она намерена делать.
— Хорошо, сейчас.
Леди Аннабел словно застыла, протянув руки к печке и не сводя взгляда с горящих углей.
— Увижу ли я его когда-нибудь? — И она снова сжала ожерелье.
— Я безусловно на это надеюсь, леди Пейсон.
Она вдруг повернулась к Леноксу:
— Но откуда мне знать, что вы правы? Действительно ли вы хороший сыщик?
— Честно говоря, да. Но если вы сочтете нужным обратиться в полицию, то я от всей души поддержу это решение.
— А, полиция… — Она только махнула рукой.
— В любом случае сейчас вам нужнее всего отдых. Может, вернетесь к вашему брату?
— Может быть, — устало согласилась она. — А что предпримете вы?
— Днем опрошу всех, кого найду. Вечером постараюсь увязать полученные сведения. Завтра утром, полагаю, вернусь в Лондон, работы впереди много.
— Вы уедете из Оксфорда?!
— Всего лишь на день-два, леди Пейсон. И разумеется, на это время здесь останется мой надежный друг.
— Кто же?
— Прошу прощения, на этот вопрос я ответить не могу.
Она все-таки согласилась уехать, но перед тем Ленокс долго провожал ее до тоскливо-помпезной кареты и долго уверял, что будет незамедлительно сообщать обо всех новостях расследования.
В это время Мак-Коннелл с аппетитом ел яблоко во дворе Линкольн-колледжа. Полотняный мешок он держал под мышкой.
— Проводил? — поинтересовался врач.
— Да. Бедная женщина, — задумчиво ответил Ленокс.
— Держится из последних сил.
С Хай-стрит они повернули на Корнмаркет-стрит, а оттуда на улицу Сент-Джайлс, где очень быстро отыскался дом номер двенадцать и Ленокс ввел друга в свой любимый оксфордский паб «Ягненок и флаг», ничуть не уступающий «Дерну». (Прогулки по Оксфорду неизбежно превращаются в прогулки по пабам.) Непонятно, как в современном мире сохранился постоялый двор восемнадцатого века. Когда-то давно лошадей тут ждали стойло и охапка сена, путников — место отдыха перед утренним отъездом на север, и в самый неурочный час, в самое скверное ненастье любой странник знал, что получит здесь кружку эля и добрую порцию еды. Да и теперь, если вы в Оксфорде хотели нанять пролетку или кеб, вам стоило идти прямиком в «Ягненок и флаг». С 1695 года это заведение принадлежало колледжу Святого Иоанна. Шесть или восемь причудливых по форме, плохо освещенных, безо всякого замысла слепленных вместе комнат сохранили неповторимый дух времени: под этими почерневшими балками ночевали когда-то короли и выпивали нищие.
Сидя за столиком у окна с видом на широкое поле — угодья колледжа Святого Иоанна, — Ленокс и Мак-Коннелл вели непринужденный разговор. В последние годы совместная работа сводила их все чаще, и секретов между ними почти не было. Прошло не меньше получаса, прежде чем их кружки опустели и Мак-Коннелл решил наконец заказать обед.
— Что можно съесть без риска для здоровья? — поинтересовался он, просмотрев меню.
— Ну, я в свое время перепробовал все, — ответил Ленокс. Сам он после плотного завтрака обедать не собирался.
Мак-Коннелл взял ромштекс, глазунью и картофельное пюре, оба заказали по пинте осеннего эля. Грузный краснолицый бармен принес к тому же сандвич с холодным цыпленком и бутылку пива: Ленокс предусмотрительно запасся на вечер.
Эль и беседа настроили детектива на ностальгический лад, но приятные воспоминания омрачала тревога за Джорджа Пейсона, который — в этом Ленокс уже не сомневался — был славным малым.
ГЛАВА 8
В девяностых годах одиннадцатого века — чуть раньше или чуть позже, история умалчивает, но горечь от битвы при Гастингсе [10]была еще свежа, а со времен «Книги Страшного суда» [11]едва ли прошло десять лет, — на постоялом дворе, а может, в церкви собрались для беседы безымянный клирик и пара студентов. Так зародился Оксфордский университет. Как раз тут из Франции, после студенческого бунта, к неизвестным отцам-основателям потянулись школяры из Парижского университета — и Оксфорд расцвел. Первый университет в Англии, один из немногих в Европе — не прошло и века, как он стал центром высшего образования во всем мире. Прежде всего Оксфорд изумлял количеством собранных книг: сотни и сотни. Благодаря этим книгам и людям, по ним преподававшим, в приходы, раскиданные по всей стране, разъезжались поколения пастырей, неся пастве оксфордское знание, оксфордский образ мыслей, оксфордский подход к обучению. Так возник мир идей, не знавший разницы между Йоркширом и Девоном, так возникло единство взглядов и представлений, впервые объединившее людей во всей Англии, да и во всей Европе.
Ha заре тринадцатого века, в день опять же в анналы не вошедший, появился первый оксфордский колледж — может, Мертон, а может, Университетский. Поначалу, наверное, это вовсе и не колледж был, а дом, где студент мог снимать жилье и столоваться, но с каждым нажитым годом колледжи крепли, число их росло, пока наконец к началу пятнадцатого века не сформировался истинный облик и дух Оксфорда.
10
Битва при Гастингсе произошла между саксами и норманнами в 1066 г., когда Вильгельм Завоеватель одержал победу и стал королем Англии.
11
«Книга Страшного суда» — свод материалов всеобщей поземельной переписи в Англии, предпринятой по инициативе Вильгельма Завоевателя в 1086 г.