- Замечал.
- Я узнавал у ученых. Они утверждают, что здесь ослабленная сила притяжения земли. Понимаете, о чем это свидетельствует?
- Еще бы не понимать! А что, и вправду ослабленная?
- Полагаете, я вам врать буду? Я вам до сих пор хоть одно слово неправды сказал, ёлть?
- Полагаю, ни единого.
- Вот именно. Здесь, я дерзаю утверждать, к небу ближе, чем в других местах. Отец Василий хитрый, знал, куда ехать поселиться. Но сам он, увы, далеко не безгрешный человек. Думаете, я из-за побелки борща так осерчал? Просто потому, что кроме этого в нем много земных привязанностей, от которых ему следовало бы отречься. К чему, скажем, это увлечение западной, так называемой классической музыкой? Гендели, Моцарты эти? Кто такой был Моцарт? Кутила и развратник, помер неизвестно отчего. А Гендель? Всю жизнь прожил при королевских харчах, не женился, с поваром сожительствовал.
- Это ж откуда такие сведения? - возмутился Чижов.
- Имеются, имеются сведения! - зло отвечал Вячеслав. - Ну, Бортнянский, допустим. Я бы разрешил. Там, Рахманинов, еще две-три-четыре фамилии. Хотя и наш Чайковский, ёлть, подкачал по части мальчиков. Вот и получается, что отец Василий на хорошем месте Чайковского и Генделя слушает, Вивальди, которого из священников выгнали за разврат. Здесь, в Радоницах, чудес истинных стяжать можно, а отец Василий, ёлть…
- Знаете что! - возмутился Чижов. - Вы на отца Василия свою ёлть не возводите! Чудес ему не видано! Да покуда вы в свои Жаворонки закаканные ходили, тут знаете, что случилось?
- Что тут такого могло случиться?
- А то… Вы собак видели?
- Во-во, еще и собаки. Я говорю отцу Василию: «Разве можно собаке давать человеческое имя Остап?» А он мне: «Остап - человеческое, а Остап Бендер - уже не человеческое». Фарисействует…
- Сами вы фарисействуете. Без году неделя в православии, а уже всех рассудил! Да собак-то утром сегодня Полупятов закопал.
- Это за что ж он их так?
- А за то, что потравили их вчера вечером. А у батюшки на голове раны… Вы его спросили: «Что у вас с головой?» А он отшутился. А на самом-то деле… рассказать вам, что у него с головой?
- Расскажите… Я ж не знаю ничего, - уже не так самоуверенно пробормотал Вячеслав.
Чижов сел на кровати и подробно рассказал новоявленному обо всем, что случилось накануне. Слушая, тот вздыхал, цокал языком и пару раз воскликнул: «Вот ёлть!» Чижов не утаил от своего слушателя итого, как они с отцом Василием стояли на коленях пред дверями храма. Когда он закончил свое повествование, Вячеслав долго не знал, что сказать, чем крыть. Видно, в душе его многое боролось. Наконец он заговорил:
- Да, ёлть! Жаль, что меня тут не было с вами. Может быть, Господь и сподобил бы поговорить с грабителями, наставить их на путь истинный. У меня не раз получалось самого отпетого негодяя обратить. По словам псалма: «Научу беззаконные путем Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся».
Чижов только фыркнул в ответ, не желая больше разговаривать с этим обличителем. А тот продолжал:
- И отец Василий мог бы вчера не выпустить их, а обратить ко Христу, заставить раскаяться и превратиться из Савлов в Павлы. Но ему не дано. Ладно уж, поскольку вижу, как вы против меня раздражены, открою вам одну страшную тайну.
- Какую еще тайну?
Вячеслав встал, выглянул в окно, сказал:
- Девица какая-то приехала. По виду - городская. Гостья. Небось опять какая-нибудь поэтесса или певичка. Отец Василий их любит.
Отойдя от окна, он доверительно присел рядом с Василием Васильевичем и с болью в голосе произнес:
- Отец Василий-то с Натальей Константиновной в грехе живет.
- Как в грехе?! - Чижова будто током ударило, как того отца-настоятеля (или основателя?), который в Жаворонках.
- Увы, - тяжелейше вздохнул Вячеслав. - Невенчанные они. Он ее у другого батюшки отбил и увел.
- Да как же такое было возможно?
- Тот, другой батюшка рукой махнул. «Пускай, - говорит, - живут, если любят друг друга».
- Да не может этого быть!
- Не верите? Зря. Спросите сами у отца Василия.
- И непременно спрошу. Если то, что вы говорите, правда, то это страшно, в голове не укладывается. Это такое кощунство, что может пошатнуть иного, не твердо стоящего в вере. А если выяснится, что вы клевещете, то берегитесь - убью, не задумываясь!
- Ну и ну! до чего мы договорились! До угроз убийства! Да вы, брате мой, хоть осознаете, как вам следует каяться за сказанные только что слова? Вы хоть понимаете, что не только убийство, но и даже угроза совершить убийство…
В следующий миг дверь распахнулась, и Чижов не поверил своим глазам: там стояла его жена Эллада, и вид у нее был растерянный, взволнованный, не оставляющий никаких сомнений - с ней что-то стряслось.
- Можно? - спросила она.
- Здравствуйте, - вежливо произнес Вячеслав.
- Василий, можно с тобой побеседовать с глазу на глаз?
- Мне удалиться? - спросил Вячеслав.
- Нет, лучше мы пойдем прогуляемся, - сказала жена Чижова.
- Я сейчас, - пробормотал Василий Васильевич и принялся натягивать сапоги, чувствуя за собой какую-то еще не ведомую вину, и, может быть, оттого правый сапог никак не хотел налезать - нога припухла, что ли?
- Ух ты, а что это у вас в чехле? - спросил Вячеслав.
Тут Чижов краем глаза заметил, что за спиной у Лады висит чехол с двумя его эспадронами, оставшимися на память об уроках фехтовального искусства.
- Золото-бриллианты, - ответила Лада.
Наконец сапог налез, больно теранув пятку. Чижов встал и пошел следом за женой, которая уже спускалась по ступенькам крыльца. Догнав ее, он спросил:
- Что-нибудь случилось, Ладушка?
- Случилось, - тихо и страшно ответила она. - Пойдем вон туда, в лес.
- Что? Не томи! - взмолился Чижов, почему-то продолжая думать, что он в чем-то чудовищно провинился, хотя, сколько он ни гадал лихорадочно, никакого такого сокрушительного греха за собой не знал.
- Сейчас, сейчас… - ускоряя шаг, бормотала жена.
- Зачем ты привезла с собой эспадроны?
- Сейчас, сейчас…
Они дошли до дороги, перешли через нее, и под ногами зашуршала сухая трава, оволосатившая мягкую, пружинистую почву. То тут, то там виднелись кучи, какие обычно выпрастывают из-под земли кроты, но только кучи эти были необычайно большие, раза в три крупнее, нежели обычно. Не наврал Вячеслав про гигантских кротов. Неужто не наврал и про греховное сожительство отца Василия с Натальей Константиновной? Чижов рад был бы чем угодно пожертвовать, лишь бы только это оказалось клеветой.
- Так что же случилось, Лада?
Она остановилась на краю леса и повернулась к нему лицом. Глаза ее выражали муку.
- Я тебе изменила, Чижов.
- Не понимаю. Когда? Как это могло случиться?.. А впрочем, я даже знаю с кем. С Белокуровым?
- Да.
- Понятно. Ну ты даешь, ёлть!
Василий зашагал вдоль леса, не понимая, убило ли его сообщение жены или только ударило. Он с ужасом понимал, что теперь почти равнодушно относится к происшедшему. Вчера, когда на него несколько раз накатывала ревность, когда вспоминалось, с каким необычайным увлечением Лада смотрит на Белокурова и слушает его озорные речи, вчера уже все и произошло, и он словно уже был осведомлен об измене жены задолго до ее приезда и признания. А теперь это было не так больно. Теперь, как это ни странно, Василия Васильевича гораздо больше волновало, венчаны ли отец Василий и матушка Наталья.
Неверная жена шла чуть позади, стараясь не отставать от обманутого мужа. Наконец не выдержала:
- Вася! Скажи что-нибудь.
Он остановился, оглянулся, глубоко вздохнул. Вдруг, сам того не ожидая, улыбнулся, протянул руку и погладил жену по щеке.
- Эспадроны-то зачем?
- Хотела, чтоб ты заколол меня.
- Сразу двумя?
- Нет… В порыве схватила весь чехол, когда выходила из дому, направляясь сюда. Потом только, в метро уже, сообразила, как это смешно и глупо. Фарс какой-то. Но не возвращаться же и не выкидывать их.