Я смотрю на Джека, и мне на ум приходит Монтгомери Клифт в фильме «Место под солнцем» – красивый, с квадратной челюстью, типичный американский парень. По крайней мере, для меня. Дело даже не во внешности. Всякий раз, когда Монтгомери Клифт появляется на экране, он может ничего не делать, просто смотреть перед собой, погрузившись в раздумья, и видно, как в его голове ворочаются мысли. Вот и Джек такой же. И это по-настоящему меня заводит.
Когда его нет рядом со мной, я яростно мастурбирую, представляя, что занимаюсь с ним любовью. Я трахаю Джека. В каком-нибудь необычном месте, где вообще-то не трахаются. В офисе, в университетской столовой, в библиотеке, в поезде. Джек трахает меня. С пылом, страстью, яростно и решительно. Он не в курсе моих фантазий, потому что я предаюсь им, когда его нет, и мы никогда не говорим на эту тему. Но, боюсь, дело идет к тому, что моя вымышленная сексуальная жизнь вот-вот превзойдет реальность.
Мы живем в крошечной квартирке. Когда все хорошо, возникает ощущение, будто мы обитаем в капсуле, изолированной от внешнего мира. В такие минуты наше жилище кажется намного больше, чем на самом деле. Когда же все плохо, ну, не совсем плохо, но все же – мелкие ссоры, обычная вещь между теми, кто давно живут бок о бок, – возникает ощущение духоты и тесноты.
Вечерами, вроде сегодняшнего, когда Джек возвращается с занятий или из избирательного штаба, он отправляется прямо в спальню, немедленно берется за учебник и читает до тех пор, пока его не свалит сон. Я не могу избавиться от ощущения, будто он нарочно отстраняется от меня, уходя с головой в чтение, и не понимаю почему. Ловлю себя на том, что без всякой причины расхаживаю по квартире в нижнем белье или – чаще всего – полностью голая. И у меня есть объяснение, почему я щеголяю перед Джеком в таком виде. Разумеется, с единственной целью – привлечь к себе внимание, раскочегарить его. Показать себя ему так, чтобы он меня захотел.
Перед ужином мне приходит в голову принять душ, и я начинаю раздеваться. Но это ровным счетом ничего не меняет, потому что Джек не удостаивает меня даже взглядом, и у меня возникает подозрение, что он слеп и не видит, что я его люблю.
Я быстро принимаю душ, потому что никакого душа мне не хотелось, да и весь этот спектакль был разыгран с другой целью. Вытираюсь насухо полотенцем и натираюсь маслом так, что тело начинает блестеть. Выхожу из душа голая, благоухая жасмином. После этого начинаются игры. Если мы какое-то время не занимаемся сексом, я сладко пахну. Как спелое яблоко или налитый соком персик, который так и просится в рот.
Я тоже готова к тому, чтобы мною полакомились до самой сердцевины. Я знаю, что Джек чувствует мой запах. Интересно, другие люди тоже его чувствуют? А если нет, то почему? Неужели такое может быть? Или они думают, что это всего лишь лосьон или духи? Они не знают, что я готова, созрела и горю желанием. И остаюсь неудовлетворенной.
Глава 4
Я сижу на лекции и жду, когда появится Анна. Но она опаздывает.
Единственное, чего Маркус терпеть не может, это опаздывающих студентов. Если кто-то приходит на его лекцию с опозданием, он затевает изощренную процедуру, призванную унизить и запугать опоздавшего – с тем, что такое никогда больше не повторялось. Услышав, что кто-то приоткрыл дверь, он тотчас прекращает говорить. Умолкает даже не на конце предложения, а на середине фразы или даже слова. Смотрит на дверь и ждет, как несчастный шагнет через порог. Когда же он входит и направляется к своему месту, взгляд Маркуса следует за каждым шагом опоздавшего. В этом взгляде читается такая злость, что, кажется, из его ушей вот-вот пойдет пар. Однако при этом Маркус все такой же симпатичный брюнет; у него такие прелестные ямочки на щеках, что кажется, будто он всегда улыбается, даже если на самом деле кипит от ярости. Но даже после того как опоздавшие займут места, откроют блокноты и достанут ручки, спектакль еще не окончен. О нет.
Маркус молча стоит, согнувшись над столом, положив на него ладони, и мучительно долго глядит на свои записи. Он будто ждет, чтобы кто-нибудь издал звук и тем самым дал ему повод для вспышки гнева. Однако все в курсе и потому молчат.
Мы сидим в благоговейной тишине. Спустя некоторое время он решает, что достаточно помучил нас, и лишь затем – как бы долго ни длилась эта пытка презрением – продолжает лекцию. Начав точно с того слова, на котором ее оборвал.
Анна опаздывает всегда. Я не припомню, чтобы она пропустила хотя бы одно занятие, но ни на одно из них она не пришла вовремя. Она может прийти на начало лекции Маркуса или даже на ее середину. Иногда появляется за пять минут до конца. В любом случае, она делает это беззаботно и грациозно. Маркус поднимает голову, видит ее, затем продолжает, как будто ничего не произошло. Мне всегда хотелось знать, за что ей положены такие привилегии. В один прекрасный день я не удержалась и спросила ее.