Каковы важнейшие элементы системы, на которые в первую очередь должны быть направлены внимание и воздействие государства? Здесь мы не можем вдаваться в более подробный структурный анализ научной политики, укажем лишь некоторые элементы в качестве примера.
Вот «Доктрина развития российской науки», утвержденная Указом Президента РФ в 1996 г. Она представлена правительством как «концептуальный документ, определивший цели, основные принципы и ключевые ориентиры научной политики». В ней сказано, что «ключевым элементом реформирования системы управления сферой науки становится совершенствование механизмов финансирования, организации научных исследований и налоговой политики». Но в политике механизмы не могут быть ключевым элементом, они — лишь техническое обеспечение деятельности, а главное — постановка целей и изыскание средств, необходимых и достаточных для их достижения. Совершенствование механизмов (финансирования, организации, налоговой политики и пр.) может дать экономию средств, но это никак не может служить «ключевым ориентиром научной политики».
Для обеспечения инновационных циклов с достижением цели реформирование должно быть ориентировано не на механизм (то есть улучшение) использования выделенных средств, сколько на создание источников средств, выделяемых в объеме, превышающем необходимую для достижения цели «критическую массу». Иными словами, если на этапе роста научного потенциала всякая добавка средств за счет совершенствования механизмов имела смысл, то при переходе к инновационной стратегии, тем более при обострении дефицита ресурсов, имеет смысл реализация только тех проектов и программ, в которых инновационный цикл доводится до конца. Следовательно, теперь на величину выделенных средств накладываются жесткие ограничения. Обеспечить науку критической массой ресурсов, необходимых для решения поставленных перед ней задач — вот ключевой ориентир научной политики. Механизмы финансирования — вещь второстепенная по сравнению с объемом финансирования. Это очевидно даже для обыденного сознания.115
Аномалия нынешнего состояния, с точки зрения самого существования науки, заключается в том, что разорвана связь между общественными потребностями в новом отечественном научном знании и финансовыми возможностями тех общественных структур, которые в этом знании нуждаются. Потребность в научном знании в условиях острого кризиса резко возрастает (пример — подготовка к войне и война). В РФ же произошло обратное — государство резко сократило финансирование и даже провело разгосударствление большей части научного потенциала, при том, что платежеспособного спроса на знание со стороны частного капитала нет и не предвидится. Устранить эту аномалию — вот задача научной политики.
Принципиально ошибочной была установка научной политики РФ в 90-е годы на «сохранение и развитие наиболее продуктивной части российской науки» («Концепция реформирования российской науки на период 1998-2000 гг.»). Трудно представить себе ход мысли правительства, принявшего такую концепцию. Даже если видеть в науке только полезную отрасль «производства и переноса знаний», то очевидно, что отбор ее «заводов, цехов и участков» для сохранения и развития следует вести исходя из структуры самых главных задач, стоящих перед страной, а не исходя из туманного понятия «продуктивности». Если человеку требуется вырвать зуб, то ему нужен стоматолог, и его не заменит «продуктивный» химик, даже лауреат Нобелевской премии.
Структурная политика в ходе реформы означала полный разрыв с великодержавной политикой СССР, который в условиях холодной войны был вынужден поддерживать «структурный паритет» в науке с Западом; однако сокращение научного фронта, отвечающее критериям безопасности, могло быть проведено только через активную государственную политику, но это было возложено на процессы самоорганизации. Возник хаос и равномерное «проседание» всей науки, никакой структурной перестройки не произошло (что, скорее, следует считать благом для России, потому что активное вмешательство правительства 90-х годов, скорее всего, искалечило бы науку безумными ампутациями «непродуктивных частей»).
Однако проблема остается. И решение «минимальной» задачи по сохранению науки, и успешная реализация остаточных средств для решения задач второй программы невозможны в рамках существующих структур науки. Эти структуры функционально не приспособлены для решения подобных задач. Неизбежной необходимостью стала глубокая структурная перестройка науки, и чем дольше она откладывается, тем более травмирующей будет.
Сокращение и «сжатие» оставшейся от СССР и сохранившейся в 90-е годы массы научных ресурсов, их преобразование в материал для строительства новой системы, адекватной задачам первой половины XXI века, требуют структурно-функционального анализа науки применительно к условиям России на предстоящий период. Необходимо не реформирование, а именно строительство научной системы с иной структурой и иной динамикой. Кризис трансформации, который переживает Россия, породил много болезненных проблем, но в то же время он дает благоприятный момент для такого строительства, пока не укрепились застойные «структуры выживания», возникшие в 90-е годы.
Большой проблемой для проектирования «общества знания» станет развал системы индикаторов науки.
Главные причины ухудшения этой системы лежат не в отсутствии или нехватке каких-то ее элементов, а в «отказах» системы в целом. Ошибки управления в этих условиях носят обычно принципиальный характер (неверное определение цели, худшее решение при выборе альтернатив и т. д.). Эти ошибки обусловлены не слабой компетентностью или нехваткой информации, а критериями и целями, заданными системой высшего порядка. Например, если ставится общая политическая задача провести глубокую, почти тотальную приватизацию, и в число отраслей, чьи объекты подвергаются этой процедуре, включается наука, то речь не идет о том, наилучшее ли это решение с точки зрения специфики науки. Это решение задано критериями высшего порядка.
Кризис 90-х годов в России является для современного российского общества принципиально новым и до сих пор малоизученным. Положение осложняется тем, что органы управления лишились индикаторов, позволяющих оценивать ситуацию и тенденции ее изменения. Используемые по инерции индикаторы, унаследованные от советской системы, неадекватны, смысл их изменился и, строго говоря, индикаторами они поэтому не являются.
Поведение многих систем в ответ на изменения было неожиданным, возникающие в ходе трансформации структуры не похожи на прежние и на свои аналоги за рубежом. Это требует обновления методологии анализа систем в переходном состоянии, в нашем случае — анализа российской науки в ее связи с обществом. Частной проблемой является разработка индикаторов состояния науки и его изменения. Эти проблемы требуют исследования и не могут быть успешно решены только на основании здравого смысла и имитации чужого опыта.
Любые индикаторы, описывающие состояние и развитие сложной системы, выбираются целенаправленно. Это значит, что бесполезно вести разработку индикаторов, если в явном виде не сформулированы цели научной политики, исходя из которых будут приниматься решения. Разработка индикаторов и сбор информации (измерение тех параметров системы, которые служат индикаторами) — трудоемкий процесс. Реально эту работу ведут только в том случае, если известна доктрина научной политики государства.