5. Манаичев
В обширном кабинете, во главе длинного стола, голого, как выбитый кегельбан, сидел крупный мужчина с тяжёлой булыжниковой головой. Левая рука его была сжата в кулак на полированной поверхности стола, правая – переворачивала, гоняла в пальцах карандаш. Над головой мужчины висел портрет человека, похожего на матёрого голубя.Во всю длину кабинета протянулось окно, шторы дисциплинированно таились при нём, однако в самом кабинете стоял сумрак, свет почему-то в него не шёл.
Мужчина поднял трубку. Брезгливыми швырками начал набирать номер. Снова взял карандаш. Гонял…
«Кто? Силкину! (Карандаш переворачивался, в ожидании стукал.)Приветствую, Вера Фёдоровна! Манаичев… Ну-у! Сразу за своё, понимаешь.Цемент дал, доски дал. Чего ещё? Не забываю… Ладно. Хорошо. Будут вам унитазы. Субботину скажу… Тут вот что. Был у меня Новосёлов… Ну-у, наступил на больную мозоль! Пошло! (Карандаш с досадой стукал.) Хорошо,хорошо, разберусь. Только, к слову, Совет-то его и держит какой-то порядок в вашем бардаке, понимаешь, вам бы это давно понять… Ну хорошо, хорошо.Рога отрастут – обломаем. Но пока не трогать его. Присматриваемся. Взвешиваем. Может, и двинем, понимаешь… Кому-то надо за массой смотреть. Вам бы это, как бывшему партработнику, знать надо… Не цепляйтесь за слова… Павел Антонович недавно спрашивал. Да, о вас. Я – самое хорошее. Так что, взвесьте, понимаешь… Не стоит, не стоит. Я вас знаю.
Так вот я о чём: у вас там попался один. Привезли его в общежитие. На опознание… Да, Серов. Шофёр. Вы ему там собрание хотите устроить. Отменить. Пока – не надо. У Хромова, в автоколонне, на месте пропесочим… Не надо, я сказал! (Карандаш ударил.) Вышибем из Москвы после Олимпиады. Вы, верно, забыли, какой сейчас момент. Пролетит время, глазом не успеем моргнуть. К слову, есть указание. Да-да-да. И Павел Антонович говорил об этом. Что поделаешь, на вес золота сейчас они… Так что договорились. А с Новосёловым срабатывайтесь. Он нам нужен. Присматриваемся. Субботина пришлю. У меня всё. До свидания!»
Мужчина бросил трубку. Отвалился на спинку кресла, и ещё долгоперекидывал карандаш. Карандаш был толст, стоеросов. Под два его цвета можно было подогнать всё на столе. Всё на свете. Его можно было только раскрошить. Как череп.
6. Тараканы по полу, паук на потолке
В марлевой повязке и резиновых перчатках Кропин ползал на коленях по коммунальной кухне, подпускал и подпускал из баллончика. Под плинтуса, под газовую плиту, вдоль стены. «Сколько же вас, паразитов, развелось!По всей Москве… Тараканы, моль, блохи, клопы! Никогда такого не было!»Приклонив голову к полу, заглянул под кухонный стол Чуши. Да-а, хозяйка…Пустил туда отравы продолжительно, широко. Поливая, сметал все тенета и грязь. Дал струю и под пустую тумбочку Жогина. Так, на всякий случай. Всё так же на коленях ладонью выглаживал одеревенелую спину. Хотел уже вставать, и уставился на таракана. В метре от себя. На полу. Таракан весело, хулиганисто ждал. От него, Кропина. Потом побежал. Дескать, догоняй! Как на ветру затрепался. Как с флагом он. С победным флагом!.. А-ах, ты! Забыв про суставы, Кропин отчаянно заширкался за ним на коленях. И жёг, жёг его с садистским выражением лица.
Вставал на ноги. Суставы потрескивали, щёлкали. Сняв марлевую повязку и сдёрнув перчатки, бросил всё в раковину. Распахнув окно, глубоко дышал. Вдоль сырого бульвара пролетали машины. Неподвижный, во весь торец дома, плакат призывал хранить деньги в сберегательной кассе. А повыше, над плакатом, ходили осенние сажные облачка. «Надо предложить Новосёлову. Саше. Этот дихлофос. Сильный как будто…»
Всё время помнилось о Якове Ивановиче. Но прежде чем поехать к нему, решил выкупаться. Суббота. Пошёл к себе за бельём, полотенцем, мочалкой. Пока ходил – ванную заняли. Чуша. «У-уть, Кропин!» – со всплесками послышалось жизнерадостное с низу двери в деревянной решётке. «А-а, чёрт тебя!» Топтался, не знал, куда бельё теперь: в комнату ли обратно, на кухню ли пока? Отнёс на кухню, положил на подоконник.
В высоком коридоре, бросая взгляды на еле мерцающую под потолком лампочку (Чушин хахаль опять сменил!), далеко отстраняясь от настенного аппарата, – осторожно набрал номер. Попал не туда. Ещё попытался – опять накладка! Чертыхаясь, пошёл за очками.