Безуглый был обижен на весь мир — в его белье не оказалось ни одной сухой нитки. Его особенно раздражало спокойствие главного кондуктора, с которым тот односложно мычал в ответ на нетерпеливые вопросы о времени отхода поезда. Он тогда именно вспомнил суровые строки Карлейля.
Безуглый задумался. СССР — конечно, не Россия. Однако молодая страна еще зияла огромными пустотами необжитых пространств. Из Москвы до Белых Ключей Безуглый ехал трое с половиной суток поездом, почти столько же пароходом и четыре дня лошадьми. До Урала он видел небольшие города с двумя-тремя златоглавыми церквами, соломенные деревни на километр одна от другой, поля в густой сетке межей, узкие ленты лесов. За хребтом, отделяющим Европу от Азии, поезд шел степями, болотами, тайгой. Сибирские селения — богатые, с большими пашнями — были редки и казались только островами в диком океане. Дорогой Безуглый перечитал много книг о Сибири. Он, в сущности, впервые всерьез заинтересовался страной, в которой отбывал каторгу и дрался с белыми.
Безуглый долго водил пальцем по карте советских восточных владений. Невеселая усмешка дергала у него концы губ. Мощный дремучий материк всем своим страшным грузом висел на тонкой стальной проволоке в семь с половиной тысяч километров. От Челябинска до Владивостока — единственная линия железной дороги. Колесные мощеные пути почти отсутствуют. Реки глубоки и судоходцы, но текут в малодоступный Ледовитый океан.
Безуглый поставил в левом углу чистого листа бумаги единицу и против нее написал:
«Бездорожье».
На землях, в два раза больше всей Европы, жили пятнадцать миллионов человек.
Он отметил в своем конспекте:
«Безлюдье».
Фабрик, заводов было мало, значение их ничтожно.
Безуглов в докладе против пункта «Техническая вооруженность Сибири» старательно вывел большой и жирный ноль.
В Сибири — восемьдесят три процента запасов каменного угля всего Союза. Добыча — в несколько раз меньше Донбасса. Белый уголь ставит Сибирь на второе место в мире. Использование — на предпоследнее. Зеленый уголь — в количествах, равных которым нет нигде. Разработка уступает маленькой Финляндии. В одной восточной части Сибири золота больше, чем во всех банках Америки. Золото лежит в земле. В стране с астрономическими цифрами земельных площадей, годных для хлебопашества, зерна собирается меньше, чем на Украине. В стране…
Безуглый не захотел перебирать в своей памяти все не считанные сокровища Сибири. Он под цифрой «четыре» вычертил только одно слово, отделив в нем букву от буквы длинными тире:
«В — о — з — м — о — ж — н — о — с — т — и».
Сибирь для царской России была вначале «самородным зверинцем, кладовой мягкой рухляди»[38], потом — поставщицей золота, местом ссылки и всегда заброшенной окраиной. Россия Романовых по мере сил «сводила» сибирские леса, истребляла зверя, птицу, рыбу, грабила и оттесняла с удобных земель коренное население. Она вывозила из своей колонии все, что можно было взять без особого труда и затрат. В Сибири старая Россия строила неохотно и плохо.
Безуглый стал по пальцам считать города давней постройки — Тюмень, Тобольск, Тара, Томск, Енисейск, Красноярск, Иркутск. Все они — сплошное дерево. Тобольск и вымощен деревом. Каменные кварталы в них — редкие вкрапления. Из камня обычно воздвигались церкви, тюремные замки, дворцы губернаторов, иногда торговые ряды и хоромы купцов. В старых городах теперь только дотлевали немногие монументальные осколки эпохи завоевания русской Канады. Новые города — широкие, приземистые — были совсем безлики. Безуглому они казались скоплениями деревянных бараков, неизвестно почему перенесенных с золотых приисков. Ни водопровода, ни канализации, ни хороших зданий общественного пользования, ни мостовых, ни тротуаров. Даже Новосибирск, нравившийся ему, Безуглый называл иногда только строительной площадкой.
Три столетия в Сибири хозяйничал слабосильный и трусливый хищник. Он только поцарапал добротную шкуру своей колонии. Недра ее остались нетронутыми. Он, правда, иногда ненадолго пытался добывать и руду. На Алтае были рудники, сереброплавильные заводы, первая и самая древняя в России узкоколейная железная дорога в два километра длиной.
Безуглый вспомнил Барнаул — мертвый центр горнодобывающей промышленности. Строгие корпуса плавилен Демидова полуразрушены. Кирпичный сухой кровью сыплются трещины из толстейших стен. В архиве под пеленой тлена лежат дела колывано-воскресенских заводов. На кладбище крошатся каменные плиты могил горных командиров: берг-гешворинов, унтер-шихтмейстеров и царевых управителей — статских генералов. На улицах часами спит тихая непотревоженная пыль. Около домов зеленеют цветущие лужи. Ночью в садике у собора поют синие соловьи. В темной тишине города позвякивают цепи последних каторжан — четвероногих сторожей.