Дитятин неожиданно замолчал. Ему явно не хотелось говорить. Рассказ свой он скомкал.
— В рудничной кладовой украл я запальную шашку. Ночью положил ее Шатуну под окно, шнур зажег, сам — в казарму и будто сплю. Голк получился громадный. Все думали, что война, японцы стреляют. Дом треснул, пол расщепило, книги, которые на этажерке стояли, все очутились в стенных пазах. Француза с Агафьей так на кровати и вынесло в окно на улицу. Ей ничего не сделалось. Ему в личность натыкались порядочные щепки. Меня арестовали, но рабочие показали, что я никуда из казармы не отлучался. Ничем дело и кончилось. Ужасно нахальные были эти французы.
Дитятин дернул вожжи, помахал кнутом.
— Ничего мне, Иван Федорович, не надо. Одна у меня теперь мечта — заработать на коня, насушить сухарей и ездить по горам с ломиком до молоточком, служить нашему прекрасному Советскому Союзу — искать руды, открывать новые минералы.
Навстречу стали попадаться верховые бородатые рыбаки с длинными удилищами. Издали они казались казаками с пиками в руках. Рыбаки ловили рыбу прямо с седла и бросали ее в берестяные паевы, висевшие у них через плечо на расшитых опоясках. Лошади почуяли близость ночлега, прибавили шаг. Село, в котором надо было остановиться на ночь, стояло на полпути между Белыми Ключами и Марьяновским рудником. Дитятин сказал Анне:
— Думаю заехать к Мелентию Аликандровичу Масленникову старшему, середняк он, можно сказать, мощный, у него и корм коням будет, и нам яйца с молоком найдутся.
Безуглый спросил, почему у братьев Масленниковых одно имя. Дитятин ответил:
— Старик, который крестил младшего, был на высоком градусе, вот и напутал — и второго назвал Мелентием.
Лошади остановились у нового большого пятистенного дома с резными наличниками. Ворота открыл сам хозяин. Он был с братом на одно лицо. У него только в бороде запуталось больше серебряных нитей. Хозяин поклонился.
— В горницу прошу, гости богоданные.
На столе зашипел ведерный, сверкающий медью самовар. К чаю не было подано ни хлеба, ни молока. Мелентий Аликандрович сучил обеими руками бороду и смотрел в пол.
— Извиняйте, граждане, угощать нечем. Люди вы грамотные, сами знаете, что в настоящее время крестьянин лишний хлеб сдает государству.
В дверях стояла хозяйка — худая старообразная женщина с длинным некрасивым лицом. Она кланялась гостям и причитала:
— Хлебушка и духу не осталось, все повыгребли. Коровушка молочка убавила. Курочки не кладутся.
Хозяйка горестно сложила руки на животе:
— Как и жить будем с малыми деточками…
Анна, пряча смех в опущенных глазах, сказала Дитятину:
— Илья Евдокимыч, тащи из ходка мою корзинку с хлебом.
В дальнем конце улицы зазвенели бубенцы. Хозяин высунулся в окошко и сразу засиял, точно его с головы до ног облили лаком.
— Прошу вас, граждане, выйти вон. Недосуг мне с вами чаи распивать. Англичане ко мне едут.
Он заторопился к двери, жадно захлебнулся.
— Медку прошлый раз подал ково там, чепурышечку с горстку, три рубля дали. Огурец соленый, какая в нем корысть, — рупь. За ночевку полста отвалят.
Три тройки въехали во двор. Мелентий Аликандрович метался от крыльца к лошадям, затаскивал в сени тяжелые чемоданы с пестрыми наклейками заграничных отелей. Глаза его источали масло, борода готова была мести землю под ногами гостей, спина выражала страстное стремление угодить, руки раболепно и алчно дрожали.
Среди англичан была жена главного представителя фирмы — высокая рыжая миссис Фрайс. Мистер Фрайс, плотный блондин в клетчатых брюках выскочил первым из экипажа. Он навел на жену «кодак» в тот момент, когда ее нога в черном шелковом чулке высунулась из-под юбки в поисках точки опоры.
Безуглый и Анна вышли из избы. Дитятин стал запрягать лошадей. Он посмотрел на Масленникова и пошутил:
— На экспорт середнячок старается.
Безуглый проворчал:
— Давайте заедем к какому-нибудь менее мощному середняку.
Хозяйка вымыла пол, расстелила чистые половичные дорожки. Англичане вошли в дом. Мистер Фрайс освежил воздух особой дезинфицирующей жидкостью. Англичан было пятеро, шестой, поляк, управляющий рудником Станислав Казимирович Замбржицкий, состоял в британском подданстве. За столом мистер Фрайс возобновил разговор, начатый на пароходной пристани и прерванный в дороге. Говорил, собственно, он один. Остальные глотали яичницу с ветчиной и почтительно слушали.
— Русские большевики могут купить в Европе или Америке любые машины. Они могут построить прекрасные заводы. За деньги можно все сделать. Но я вас спрашиваю, господа, кто у них будет работать? Где они возьмут обученных высококвалифицированных рабочих? Это — первое. Русские, как и все славяне, некультурны и ленивы, Они не в состоянии работать наравне, скажем, с английским рабочим. Это — второе.