— Рано утром прямо с постели вы подойдете к раскрытому окну. Воздух покажется вам особенно свежим и бодрящим. Вы даже и не подумаете, что ваше тело всеми своими порами впитывает смертельную отраву. Днем вы неожиданно ослепнете. Вам покажется, что потухло солнце. Отчаянию вашему не будет предела. Зрение через несколько минут вернется. В душе у вас поселятся страх и неуверенность. Вы почувствуете, что находитесь во власти каких-то страшных сил и что бороться с ними вы не в состоянии.
Старик посмотрел на своего собеседника. Француз был бледен. Кофе стыл у него в чашке.
— Вечером вы отправитесь на свидание к своей Жоржетте.
Немец захихикал.
— Вашим объятиям не суждено будет разомкнуться. Вы умрете оба. Весь Париж — мужчины, женщины, дети, старики, старухи, собаки, кошки, лошади — вдруг оцепенеет навеки. Вы понимаете — огромный город, и ни одного живого существа. Умрут деревья, трава и цветы. Они все станут одного цвета — серые. В городе не останется ни зеленых, ни красных крыш, ни пестрых вывесок — все будет только серым.
Француз торопливо заметил:
— Старики и дети не воюют, следовательно, умерщвление их — бессмысленная жестокость.
Немец долго смотрел на него, жуя губами, потом сказал:
— Войну ведет вся нация. Истребление одних только боеспособных мужчин, по-моему, менее справедливо.
Француз вскочил из-за стола, взволнованно прошептал:
— Война ваша — абсурд. Ее никогда не будет.
Немец поглаживал свои острые колени и улыбался.
В зубах у него блестело золото.
Замбржицкий скривил губы.
— Ах, как страшно. Вы меня очень напугали. У вас, оказывается, незаурядный талант рассказчика.
Безуглый продолжал:
— В мировую войну в каждой воюющей стране говорили: «Война эта справедливая, освободительная и последняя. Победим — и все разбогатеем». После войны: «Получим контрибуцию и тогда будем счастливы». Победители: «Немцы не платят, оттого и жизнь плоха». Побежденные: «Непосильные платежи, мы разорены». Победители: «Надо заставить платить». Побежденные: «Необходимо сбросить бремя долгов». Одним словом, почва для реванша готова. В новой войне победители могут поменяться местами с побежденными, чтобы в следующей схватке занять свое прежнее положение. Так после тридцатилетней войны Эльзас-Лотарингия отошла к Франции, в тысяча восемьсот семьдесят первом году — к Германии, в тысяча девятьсот восемнадцатом — снова к Франции.
Замбржицкий засмеялся:
— Могу вас дополнить. Германия под Ватерлоо дралась в союзе с русскими и англичанами. В последнюю войну — против них. В семилетнюю войну против Австрии. В четырнадцатом году — вместе с ней. Россия воевала вместе с Францией и Англией и потом была их союзницей. Она боролась с Японией в тысяча девятьсот четвертом году и через десять лет выступала совместно с ней. История всего мира есть история войн всех против всех. В девятнадцатом столетии человечество провело в войнах восемьдесять восемь лет и только двенадцать лет жило мирно. Отношения между людьми покоились искони на одном принципе: «Я скушаю тебя, чтобы ты не проглотил меня». Прибавим сюда еще одно непреложное положение — дивиденд. Остальное — условности. Немец Крупп, продававший англичанам снаряды во время войны Германии с англичанами, — блестящее тому доказательство.
Замбржицкий резким движением правой руки остановил Безуглого:
— Не возражайте. Я знаю ваши громкие слова — классовая борьба, пролетариат, Интернационал. Все, что вы мне скажете, старо. Руссо, Кант и другие еще до Маркса ставили проблему вечного мира. Кант в его трактате «Zum ewigen Frieden» требовал создания в Европе «Федерации свободных республик». Никогда из этого ничего не выходило и не выйдет. Социализм с его наивным «каждому по потребностям, с каждого по способностям» мне прямо смешон. Удовлетворите вы меня, пожалуйста, когда я потребую, как китайский император, холодное из соловьиных языков, или, как Чингисхан, попрошу у вас триста шестьдесят пять девушек в год, или, наконец, пожелаю пройтись по Европе, подобно Наполеону.
Безуглый успел сказать:
— У вас тогда пропадет аппетит к таким вещам.
Замбржицкий посмотрел на собеседника. В глазах поляка мелькнула усмешка.
— Я угадываю благочестивые мысли коммунистического проповедника. Не трудитесь высказывать их. Вы сами только что дали опровержение всем социалистическо-пацифистским бредням своим рассказом о встрече француза с немцем. Что? Опять рабочий класс?