— Отец, наливай гостю.
Агапов взял графин.
— Алексей Иванович вырастил одно сладкое яблочко, наименованное им впоследствии черноморкой.
Поликарп Петрович защелкал языком:
— Ц-ц-ц.
Безуглый хлебал окрошку, молчал.
— Родились из них одни суховатые и рассыпчатые, другие же удавались с золотистым наливом. На солнышко взглянешь, и все семечки в нем видны, как в стакане вина. Нежнейшие и утешительнейшие яблочки. Один в них недостаток — не способны к перевозке. С ветки на землю падают и колются, словно фарфоровые.
Матрена Корнеевна тронула хозяина за рукав:
— Отец, ешь.
Агапов насадил на вилку кусок рыбы.
— Неужели никогда у нас настоящего порядку не будет?
Поликарп Петрович проглотил тайменя и сам подал Безуглому стакан настойки.
— Ваня, вышел бы ты на партийном съезде на трибуну и сказал бы, что довольно, мол, нам, товарищи, с крестьянином в кошки-мышки играть, пора позволить ему запустить в землю корни. Главное мужику — простор инициативы и чтобы мог он без ограничения использовать алтаишек и киргизишек.
— Не по адресу обращаетесь, Поликарп Петрович, в партии у нас такими разговорами занимается, правда, одна группа[39]. Я к ней только никогда не принадлежал. — Безуглый засмеялся и спросил: — Мне кажется, вам не запрещали нанимать батраков?
Агапов всплеснул руками:
— Хе.
Матрена Корнеевна пододвинула ему тарелку:
— Отец, рыба простынет.
Поликарп Петрович оттолкнул руку жены.
— Сегодня батрака найму, завтра по миру пойду. Меня ведь за одного несчастного голодранца, которому я кусок хлеба дам, в классовые враги запишут, в эксплоататоры по глупым вашим законам.
Агапов лгал Безуглому. Он не нанимал батраков только в первые два года после приезда с родины. У него постоянно и на покосе, и на жнитве работали киргизы.
— Умнейшего человека ты внук, Ваня, и должен понять, что без настоящего хозяина пропадет Россия. Тысячи неумех — помещиков — прогнали, одобряю, миллионам лодырей — беднякам — зачем землю даете, протестую. Она им — как собаке сено.
Хозяин опять стал наливать себе и гостю. Горлышко графина выбивало дробь о края стаканов.
— Из всего крестьянства выбрать бы миллиона полтора-два ха-а-ароших хозяев и оказать им: подымайте, ребята, Россию.
Безуглый задал вопрос:
— А остальных куда?
— Неужели бы мы им работы не нашли?
— Вы, я вижу, стали самым настоящим кулаком.
— Называй меня, Ваня, хоть горшком, только в печку не ставь.
Поликарп Петрович поучающе поднял руку с вытянутым указательным пальцем.
— Без России иные прочие державы заревут, потому без нас нарушение всего мирового равновесия, одним словом, статуса куво.
Агапов пьянел быстро.
— Бога вы тоже напрасно отменили. Он всякому человеку был полезен. Человек любит правду и надеется, что бог ее всегда видит. Другой обиженный до гробовой доски все утешается, что бог его правду знает, да не скоро только скажет. Ну, раз он ждет, то и беспокойства от него никакого быть не может. С богом мир жил в мире.
Матрена Корнеевна перебила мужа:
— Отец, захмелел ты, и гостю от тебя одна докука.
Поликарп Петрович сердито посмотрел на нее и сказал:
— Стели гостю постелю. Сейчас я еще немного выскажусь.
Он обернулся к Безуглому.
— Без бога даже американцы не обходятся — самые дельные и умные люди на всей нашей планете. Отменять нам скорее надо, Ваня, наши неестественные законы. Американец один, помнишь, сказал про Сесер: «Огромная экономическая пустота».
Агапов в постели бормотал:
— У меня даже есть свои изречения, да керосину мало, записывать не всегда приходится.
Матрена Корнеевна несколько раз рукой закрывала мужу рот. Поликарп Петрович злился, больно щипал жену.
— Я тебе, Ваня, отвечу — не кулак в Сибири только дурак.
Агапов тяжело ворочал языком, ругал себя за лишний стакан вина.
— Человеку тут все дадено, как в раю, — земля, вода, лес, зверь и дикари, идолам поклоняющиеся. Ты не спишь, Ваня?
Безуглый лежал на полу с открытыми глазами.
— Не можешь ты меня осуждать, Ваня, раз я действовал, повинуясь непреложной логике общественных фактов…
Безуглый отозвался:
— Мы это знаем. Ленин давно сказал, что мелкое производство рождает буржуазию ежечасно, стихийно…