Что же касается «безболезненности» школьной реформы, медленного процесса ее перестройки, то П. Блонский совершенно забывает, в какую эпоху мы живем. Воспевать медленную эволюцию в период революции — дело довольно-таки безнадежное. Когда ломает весенний лед и вскрывается река, смешно рассуждать на тему, что гораздо «безболезненнее» и естественнее был бы процесс таяния льда от лучей весеннего солнца. Он и растает, но раньше его разломает река, разрушит и все то, что было на его поверхности.
В одном автор прав, конечно: не нужно прожектерства, все реформы должны органически вытекать из реальных потребностей текущей жизни, основываться на тщательном изучении существующей действительности. По говорить это — значит повторять, что Волга течет в Каспийское море.
Однако если мы расходимся с автором в вопросе о ломке старой школы, то согласны с ним в вопросе о необходимости подчинить учителя контролю населения.
Автор оспаривает утверждение, что школа — дело учителя, утверждение, постоянно повторяемое на учительских съездах и собраниях. «Школа есть общественное учреждение, — говорит он, — создаваемое обществом для общества. Школьное законодательство и школьное управление должно, как и вся страна, находиться в руках общественной власти, центральной и местной». И вот в органы центральной и местной власти «является учительство и просит для себя особого представительства в будущих органах школьного законодательства и управления… Учитель не народный представитель, а служащий по назначению. И если мы признаём, что школа должна создаваться волей общества, выражаемой через народных представителей, то странно говорить об особом представительстве служащих по назначению в органах народного представительства. Тогда последние утрачивают свой характер, и идея представительства нарушена. На практике же это должно привести к ряду возможных нарушений общественной воли. В самом деле, представьте, что народ в лице своих представителей желает новой школы, но в органе школьного законодательства и управления засело 50 % учителей, назначенных и подобранных еще господами старой школы. Представьте и другое — тот, в чьих руках назначение и увольнение учителей, фактически собственник половины голосов в якобы представительном демократическом органе. При чем здесь тогда воля общества?»
«…Но голос учительства должен быть слышен? Конечно. Но громче и сильнее всего он будет слышен не тогда, когда в школьном комитете 5 учительских представителей будут спорить с 10 посторонними им. Путь иной, и в некоторых кантонах Швейцарии им уже идут. Там общественный школьный совет не имеет права выносить решения, не заслушав сперва мнения учительства данного района. Это и есть самый правильный путь: решает воля общества, но общество обязано выслушать мнение учительства».
Оспаривает автор и другую аксиому дилетантства — что «школа должна быть автономна». Народное образование должно субсидироваться государством. «Ясно, конечно, что неизбежная экономическая зависимость школы неизбежно создает правовую ее зависимость… Обогащать дефекты современной школы оторванностью ее от общественного влияния и варением современного учительства в собственном соку было бы странно. Школа осуществляет общественные задачи на общественные средства и все живые силы получает от общества — вот это положение скорее несомненно, нежели необходимость за маринования школы в ее «автономных» стенах в то время, как школа именно нуждается в сближении с обществом и жизнью… В старинном учении об автономии начальной и средней школы есть та доля истины, что учительство боится, что демократия, подобно самодержавию, будет мелочным надзором и произвольными предписаниями стеснять работу учителя… Учительство право в своем раздражении на предупредительный контроль, хотелось бы сказать, былой инспекции. Полную отмену так называемого превентивного контроля должно оно требовать. По оно часто идет дальше: «Никакого контроля». Но это уже ночь реакции: учитель обязан отчетом агентам общества: безотчетных деятелей народу не нужно, раз он требует отчета даже от своих выборных представителей».
«Учительство право в своем раздражении против мелочных циркуляров, трактовавших даже, кажется, о том, сколько времени думать перед выставлением отметки. Оно право, когда говорит: общество, поставь мне задачи, а технику исполнения этих задач предоставь ведать мне, как специалисту… Но учительство идет дальше: полная независимость. И это опять ночь реакции — это желание учительского произвола. Конституционное право уже давно решило ту проблему, над которой бьется учительская мысль: всякий выборный представитель независим (без наказа или императивного мандата), но так или иначе подотчетен; всякий служащий по назначению (т. е. и учитель) стоит в иерархическом отношении к тому, кто назначает его, но в интересах дела деятельность (компетенция) такого служащего должна определяться лишь с точки зрения цели (так называемая система особых поручений), в данном случае — определение в общих чертах целей учебной программы и предоставление полной свободы в выборе методов… Мы видим, что учителю в его поисках прав и свободы очень мешает то, что он служащий по назначению… Потому понятно, что учительство говорит о выборном начале. Под выборным началом учителя понимают выборы педагогическим советом нового члена. Но ясно, что это не выборное начало. Выборы обычно принято понимать, как выборы населением, т. е. получение своего мандата от народа». Выбор же педагогическим советом нового члена — простая кооптация со всеми своими недостатками: «Коллегия подбирает под стать себе товарища и не обновляется, большую роль играет и примитивная агитация чисто личного свойства в местном кругу с ее отрицательными сторонами».