таких государей. Придворное и иезуитское влияние - вот та атмосфера, которою были окружены очень многие представители государственной власти при старом порядке. Вследствие этого их кругозор суживался, и они были неспособны на такую внутреннюю политику, какой требовали не только духовные и материальные интересы народа, но и более односторонне понимаемые интересы казны.
Преобладающим политическим принципом рассматриваемых порядков был королевский абсолютизм. Он утвердился в Испании, в Португалии, в государствах Италии, во Франции, в Австрии, в Пруссии-Бранденбурге, в Дании и в немецких княжествах, а в конце XVIII в. и в Швеции, где ему пришлось долго бороться с аристократическо-республиканским режимом вроде того, какой существовал в польской Речи Посполитой. Во всех этих монархиях законодательство находилось в личном заведовании самих королей или временщиков, так как для этой важной деятельности государства совсем не существовало специальных учреждений, хотя бы и вполне зависимых от монархической власти. Законодательное значение сословно-представительных учреждений пало, потому что или вообще прекратилось их созывание или, продолжая созываться, они перестали играть роль. В управлении господствовала бюрократическая централизация, устранявшая от всякого участия в нем местные силы, так как общинного и областного самоуправления или совсем не было, или оно влачило самое жалкое существование. Права администрации были безграничны, и она вмешивалась решительно во все дела частной и общественной жизни, осуществляя идеал так называемого "полицейского государства", в котором крайнее стеснение свободы происходило не в силу закона, хотя бы и очень тяжелого, а иногда просто по усмотрению высшего и даже низшего начальства. Судебная власть была подчинена администрации, что лишало судей независимости в произнесении приговоров, не говоря уже о дурном законодательстве и плохом составе судейского персонала; там же, где юстиция пользовалась самостоятельностью, она получала характер сословной привилегии и отправлялась в чисто средневековых формах.
Государственное хозяйство в громадном большинстве случаев велось плохо: правильные бюджеты были неизвестны; сбор налогов часто отдавался на откуп частным предпринимателям; сами налоги были распределены крайне неравномерно (с разными аристократическими изъятиями), слишком тяжело ложились на население, не соответствуя его платежным силам, и взыскивались, наконец, с большою суровостью.
Во внешней политике после прекращения религиозных войн большую роль играли чисто династические интересы, а интересы национальные сводились преимущественно к приобретению от других стран торговых выгод, что вполне соответствовало господствовавшей тогда системе меркантилизма. Экономическая политика старого режима в согласии с общим его духом направлялась почти исключительно соображениями о казенных выгодах, каковы бы ни были следствия, вытекавшие из правительственных мероприятий для народной массы, которая рассматривалась главным образом только в качестве платежной силы. Эта политика, выгодная для торгово-промышленных классов, - в Голландии и Англии даже и направлявших деятельность государства в этом смысле по собственному почину,- весьма тяжело отзывалась на благосостоянии масс, которые сами по себе стояли вне правительственных забот. Последние сводились преимущественно к усилению армии и флота, необходимых для поддержки государственной независимости, и к покровительству промышленности и торговли, обогащающих казну, но это покровительство соединялось с самой мелочной регламентацией фабрик и заводов, имевшей притом в виду отнюдь не интересы рабочего класса, а опять-таки то, что считалось интересом национального производства, главнее же всего - самой казны.
Вместе с тем, при всем развитии - во многих отношениях прямо одностороннем развитии - государственного начала, в политическом быту Западной Европы XVIII в. оставалось еще немало феодальных черт. Именно в эту эпоху в полной почти неприкосновенности сохранялся унаследованный от средних веков аристократический строй общества. Феодальное дворянство (с ним и высшее духовенство в католических
странах) было главным и даже почти исключительным землевладельческим сословием, так как другие сословия или прямо законом были исключены (как в Польше) из права владеть землею, или фактически не могли ею владеть, или же, наконец, пользовались (как, напр., во Франции) лишь формами условной феодальной собственности в зависимости от светских или духовных сеньеров, платя им за это оброки и пошлины и подвергаясь разным ограничениям в своем праве распоряжения землею. Крупное землевладение соединялось еще с существованием крепостного состояния, в каковом находилась вся сельская масса целых больших государств или некоторая ее часть. Дворянство и духовенство, пользовавшееся еще десятиной, извлекали из своих земель, из феодальных прав и из крепостничества большие доходы. Там, где уже варождалось крупное хозяйство,- пользуясь своими правами или простою безнаказанностью, землевладельческое сословие обезземеливало крестьян, вследствие чего начинал развиваться сельский пролетариат. Вся тяжесть государственных налогов лежала, кроме того, на сельской массе, и, наконец, государство оставляло в руках господ вотчинную полицию и юстицию даже по отношению к лично свободным крестьянам. Господство дворянства над сельским населением и крепостная зависимость этого последнего от дворянства лишь дополняли общую систему властвования, положенную в основу государственного и общественного быта с полным отрицанием прав личности за громадным большинством населения.
Настроение буржуазии при старом порядке
Между аристократией и сельской массой помещалось городское население. Не имея привилегий духовенства и дворянства, оно не было в то же время и столь бесправным, как крестьянство. Высший слой городского населения составляли промышленно-торговая буржуазия и люди либеральных профессий, включая сюда и чиновничество. Буржуазия успела сделаться значительною экономическою силою, благодаря развитию промышленности и торговли, откупов
и казенных поставок, и начала уже скупать, где это дозволялось законом, дворянские земли, брать на откуп феодальные права, арендовать большие поместья, заниматься крупным хозяйством. В Голландии и в Англии, где буржуазия играла уже роль в генеральных штатах и в парламенте, она пользовалась своим положением в государстве, чтобы направлять его политику в исключительных интересах промышленности и торговли, что сделалось даже программою политической партии вигов в Англии. И во Франции, где стремления буржуазии сталкивались с сословными привилегиями духовенства и дворянства, меркантилистическое направление экономической политики, жертвовавшей индустриальным и коммерческим интересам интересами сельского хозяйства и выгодам предпринимателей правами рабочего класса, сильно содействовало обогащению буржуазии. Из этого же класса общества преимущественно выходили люди либеральных профессий, ученые, писатели, профессора, преподаватели, врачи, аптекари, судьи, адвокаты, нотариусы, чиновники и т. п., составлявшие главным образом интеллигенцию страны, в которой, собственно говоря, и сосредоточивалось сознательное недовольство старым порядком.
Все культурное движение XIV-XVI вв., задержанное, но окончательно не остановленное реакцией XVII столетия, было соединено с проповедью индивидуальной свободы и общественного равенства. Гуманисты явились поборниками умственной свободы и противниками наследственных привилегий, а стремление к свободе и равенству в эпоху реформации привело в обоих отношениях даже к самым крайним требованиям, выразившимся в некоторых формах сектантства. Между тем государственные и общественные порядки XVIII в. составляли полное отрицание указанных принципов, а потому неминуемо должны были подвергнуться критике с их точки зрения при новом пробуждении личного самосознания. Последнее произошло сильнее всего именно в "среднем сословии", в том самом среднем сословии, из которого раньше вышла и большая часть гуманистов. Это, впрочем, и понятно. Этот класс общества не только не пользовался социальными привилегиями, но и сам