XI.
Матов встретил гостей в передней с таким разстроенным лицом, что Вера Васильевна сразу догадалась, в чем дело. В ея тревожном взгляде он понял немой вопрос: "Ведь мне не следовало приезжать... да?" О, как дрогнуло его сердце от этой изумительной чуткости понимания, и он проговорил, стараясь овладеть собой и отвечая этим чудным глазам: -- Нет, ничего... Так, маленькая вспышка большого семейнаго счастья. Вообще, пустяки... Она с тревожной ласковостью пожала его руку и засмеялась. -- Вы умеете отвечать даже на немые вопросы, Николай Сергеич. Знаете, это даже немного страшно... Вот и поверьте народной мудрости, которая говорит, что любовь слепа. Оправив немного прическу, Вера Васильевна вошла в залу с такой непринужденностью, точно ее здесь ждало само счастье. Ольга Ивановна показалась из дверей гостиной, сделала несколько шагов и, несмотря на подталкивание Анненьки, остановилась в нерешительности. Гостья сама подошла к ней близко и решительно и поцеловала. -- Это вы, а я думала...-- бормотала хозяйка, теряясь.-- Уж вы нас извините на простоте, Вера Васильевна. Вот и выйти-то к гостям не умею по-настоящему. -- Ну, вот какие пустяки,-- засмеялась гостья, снимая перчатку и улыбаясь Анненьке.-- Я ведь тоже простая и не понимаю, почему вы подчеркиваете свое неуменье. Какой у вас миленький домик, Ольга Ивановна? Войвод разговаривал с Бережецким и в то же время следил за женой, подавленная нервность которой начинала его тревожить. Он только один знал, что значат всплывавшая над левой бровью морщинка и эта напускная веселость. А впереди еще целый обед... Он отговаривал жену ехать на этот обед, но она, по какому-то непонятному упрямству, не согласилась. Ольга Ивановна тоже нервничала. Одна надежда оставалась на Анненку, которая, кажется, все уже понимает и постарается предупредить возможность столкновения. Каково было удивление Войвода, когда он услышал такия слова Анненьки, сказанныя довольно громко: -- Вера Васильевна, а мы, то-есть я и Ольга Ивановна, составляем против вас заговор... -- Да? -- Только это величайший секрет: у Ольги Ивановны вы отбиваете мужа, а у меня жениха. Посмотрите, как ест вас глазами Щепетильников!.. Эта выходка вдруг разсмешила Ольгу Ивановну. -- Ах, Анненька, и скажет только...-- смеялась она.-- Вот этим-то смешком можно вот какую правду отрубить. -- Хорошо вам смеяться,-- продолжала Анненька в том же тоне:-- вы получили в жизни свое... да... -- Ох, все получила, голубушка!.. -- А я-то должна терять не чужое и не свое... -- Ну, этого добра на твой век хватит... -- Посадила бы я вас в свою кожу, Ольга Ивановна, да дала бы вам в придачу моего милаго папашу, который глаз с меня не спускает. У меня уже три жениха было, а он каждый раз все и разстроит... -- И то сказать, обидно. Сама была в девушках и могу вполне понимать... Только уж очень ты все это смешно говоришь, Анненька. Родитель-то у тебя в роде судороги... Уж ты извини меня: что на уме, то и на языке. -- Какая у нас отличная обстановка, Ольга Ивановпа,-- говорила Вера Васильевна, прерывая этот откровенный разговор. -- Так себе, Вера Васильевна, середка на половине. Ведь это другие так-то живут, что сегодня здесь, а завтра и невесть где, а мы-то с Николай Сергеичем век вековать собрались. Вон за мебель в гостиной девятьсот рублей заплачено, отделка столовой тысячи в полторы вехала,-- все мои приданыя денежки плакали. -- Почему же плакали?-- не понимала Вера Васильевна. -- Да уж так... Ведь это прежние люди так-то жили, что поженятся и до гробовой доски вместе, а по нынешним временам только и слышишь, что то она, то он сбежали. Мода уж такая. Ну, и я так-то смотрю. Недаром старая пословица молвится: не загадывай вперед, как Бог приведет. Мужчины разместились в кабинете, за исключением Бережецкаго, который остался в гостиной и старался занимать дам. Щепетильников опять оставался в тени и опять злился, придумывая про себя самые остроумные диалоги, находчивые ответы и уничтожающие сарказмы. А дамы болтали с Бережецким, не желая ничего замечать. Анненька успела шепнуть Матову, когда он проходил в столовую: -- Ник, берегитесь... Ольга сегодня не в своей тарелке. -- А если и я желаю, может-быть, тоже вылезть из своей тарелки? Впрочем, вы -- милая барышня, и я вас очень люблю... -- Благодарю за милостивое внимание... Я совершенно счастлива. В столовой хлопотала Парасковья Асафовна, ревниво оберегавшая свое добро. Свой человек, одетый для торжественнаго случая во фрак, еще ничего, а вот двое других шалыганов, которых Николай Сергеич пригласил из клуба,-- те изводили старушку каждым движением. Ну что стоит такому прохожему человеку стащить серебряную ложку? Анненька поспела и тут. -- Ну, как дела, старушка? -- Ох, и не говори. Головушка кругом. Покойничек-муж терпеть ненавидел, ежели что зря. А тут где углядишь: их-то трое, вон какие лбы, а я-то одна. Чтобы отвлечь скорбное внимание старушки от больного пункта, Анненька с женской ловкостью перевела разговор. -- Бабушка, у тебя платье новое? Какая веселенькая материя! -- Материя-то веселенькая, а я-то старая. Николай Сергеич подарил, когда еще женихом был. Улещал он меня тогда, чтобы я не разстроила дела. Вот какой хитрый мужчника! -- А ты его любишь, бабушка? -- А как его не любить-то? Навяжется такой человек, как приворотная гривенка... Анненька без всякой побудительной причины обняла старушку и принялась целовать. -- Ох, задушишь, мать!-- напрасно отбивалась от нея Парасковья Асафовна.-- Замуж тебя пора, Аннушка. Вон как кровь-то в тебе играет. А у меня и женишок есть для тебя на примете... -- На люблю я твоего жениха, бабушка. Вихластый какой-то да противный... -- Ну, мать, всем деревни не выберешь, а будешь хаять женихов, так и в девках досыта насидишься... -- Бабушка, у меня такой секрет есть, что не насижусь... -- У всех у вас, девушек, один секрет-то... Ужин предполагался очень небольшой, но к десяти часам неожиданно приехал Самгин, конечно, в сопровождении всей своей свиты. Парасковья Асафовна пришла в отчаянье, села на стул и готова была расплакаться. -- Ох, погубитель, погубитель...-- стонала она, хватаясь за голову.-- Это он на огонек приехал. Такая уж повадка проклятая: увидит огонек в окне и ввалится со всей ордой. Ну, приехал бы один, честь-честию, а тут орда целая... Хуже всякой солдатчины! -- Ничего, бабушка, управимся,-- успокаивала ее Анненька, принимаясь на работу.-- Всего-то только раздвинуть стол, прибавить шесть приборов... Главное, чтобы вина как можно больше. -- Знаю, знаю... Прорву этого винища они вылакают, а Самгин-то все шампанское пьет. По особому затишью, которое наступило в зале после первых шумных приветствий, Анненька поняла, что там случилось что-то необыкновенное. "Уж не приехал ли сам Лихонин?" -- мелькнуло у нея в голове,-- его ждали с часу на час. Она волновалась по сочувствию к другим. Ведь этот Лихонин -- "страшный миллионер", как говорил Гущин. Предположение Анненьки сбылось. Лихонин стоял в зале и что-то говорил с Матовым, улыбаясь и показывая свои гнилые зубы. Это был почти молодой человек, худенький, сгорбленный, тонконогий, с сморщенным улыбающимся лицом и близорукими, безцветными глазами. Он носил большие рыжие усы и окладистую бороду; русые жиденькие волосы прилипли на лбу и висках плоскими прядками, точно он сейчас только вышел из бани. -- Вот какого я осетра на огонек-то к тебе привел,-- повторял Самгин, хлопая Матова по плечу.-- Люблю удружить... А осетр-то икряный. На Самгина теперь никто уже не обращал внимания, которое, как в фокусе увеличительнаго стекла, сосредоточивалось на плюгавой фигурке "страшнаго" сибирскаго миллионера. Кто в Сибири не знал Иннокентия Егорыча Лихонина? Это было магическое имя, синоним возможнаго на земле благополучия и счастья. Хорошо знали это имя, притягивавшее к себе, как магнит, и в Нижнем, и в Москве, и в Петербурге, и в Париже, и в Вене, и в Монако,-- за границей Лихонин превращался в "знаменитаго сибирскаго князя", которому принадлежали все сибирские золотые "рудники", все копи драгоценных сибирских камней, вся сибирская рыба, все соболи и вся сибирская водка. -- Мне ваша фамилия знакома...-- говорил Лихонин, здороваясь с Войводом.-- Может-быть, мы даже где-нибудь встречались с вами? -- Не припомню,-- довольно сухо ответил Войвод. -- Может-быть, у вас есть брат, или наконец однофамилец? Нет? Странно, очень странно... А между тем, положительно, я вас знаю. Щепетильников опять завидовал и шопотом сообщал Гущину, который замер при виде страшнаго миллионера и не проявлял никаких признаков жизни: -- Ведь повезет же человеку... а? С перваго раза и уже фамилия знакома... а? Господи, если бы он запомнил мою фамилию... а? Ведь уж это одно будеть целым состоянием. При Лихонине, как и при Самгине, состоял в качестве свиты "собинный друг", почти точная копия Чагина,-- такой же мрачный, молчаливый и таинственный субект, по фамилии Ожигов. Вероятно, и этот "друг" когда-нибудь, где-нибудь и за что-нибудь тоже был уволен но третьему пункту, как и Чагин.