Несмотря на ранний час, аэропорт жил насыщенной жизнью. За стенами то и дело слышался гул авиационных двигателей, со свистящим клекотом где-то над головой проносились вертолеты. Бойченко, автоматически определявший их тип и назначение – транспортный или боевой, уже не считал их, бросил на втором десятке. Когда вертолеты пролетали близко, фанерные листы, закрывающие или, скорее, замещающие стекло окон, начинали дрожать. В дыру, что зияла в мозаике, задувало пыль. Сергей вслушивался в доносящиеся снаружи звуки и ловил себя на странном ощущении – он то ли ждал услышать, то ли боялся… Выстрелов. Стрельбы. Взрывов. Криков. Команд. Но все было тихо. О выстрелах напоминал только улыбающийся одним глазом портрет.
– Леонид, а Надя – она… всегда такая… Командующая всеми и вся? – Павел бродил по залу вместе с оператором, держа в руках фотоаппарат, и периодически прикладывался к видоискателю.
– Как ты сказал? – Леонид оглянулся на расположившуюся на скамье девушку, – командующая? Нет, не всегда. Это она молодая еще. Это ее первый большой проект. Волнуется. Переживает. Она эту идею давно пробивала, но все время ей отказывали.
– Первый? И сразу в Ирак? Круто…
– Parit patientia palmam… [11]
Павел прицелился и нажал на кнопку. Фотоаппарат едва слышно щелкнул. Ленивые волны бледно-желтой пыли, кружились в полосе света, бьющей, словно из прожектора, из дыры в портрете Саддама.
Над зданием пролетел вертолет. Павел поднял взгляд на потолок, будто бы хотел сквозь бетонные перекрытия увидеть винтокрылую машину.
– Вот зараза-то… – Леонид провел ладонью по одному из пустующих сидений, а потом стряхнул с пальцев собранную пыль, – вот зараза…
Павел вопросительно посмотрел на товарища.
– Смотри… Она такая мелкая, что боюсь, механику сразу забьет. Эх… Надо было гермобоксы взять!
– Пыленепробиваемые жилеты? Все так плохо?
– Нет, не думаю, что пару дней, эта наждачка испортит нам технику, но… Просто… Будем аккуратнее.
– И что с этим нашим проектом-то?
– Ну как что… Она сама удивилась. Вдруг вызывает шеф и говорит, так мол и так, руки в ноги, бери Леню, то есть – меня, и вперед. Поэтому времени на подготовку особенно и не было. Две недели для подготовки такой командировки – не срок.
– Ну, я считаю, что экспромт – это тоже хорошо.
– Лучший экспромт, – Леонид назидательно поднял указательный палец, – это тщательно подготовленный экспромт…
С этими словами оператор принялся выковыривать цветной камушек из портрета Хусейна.
– Ты что, Лень, это же культурное наследие! Ты натуральный варвар!
– Да брось… Саддам – «Caput lupinum…» – то есть «Волчья голова» или «Объявленный вне закона». Сувенир домой отвезу. Тебе отколупнуть?
– Давай. Штук десять. А я пойду там пофотографирую, – Павел неспешным шагом отправился в сторону дверей, возле которых томился от безделия иракский охранник.
– Варвар, – усмехнулся ему вслед Леонид, – а сам-то… «штук десять»… Варваром здесь кажусь я, ибо никто меня не понимает. Овидий.– Могу ли я сделать снимок?
Когда Павел подошел к выходу из зала, он обратился с простым вопросом к автоматчику, надеясь, что тот знает английский. Для иллюстрации своего вопроса Павел поднял свой фотоаппарат на уровень лица и взглядом показал на дверь за спиной охранника.
Иракец что-то быстро ответил на своем родном языке. Что конкретно было сказано, Павел, конечно, не понял, но интонация была какая-то… разрешающая. И нисколько не сомневаясь в верности интерпретации слов солдата, шагнул мимо него и поднял фотоаппарат.