— Яд… — негромко произнес Фарамир, потирая в задумчивости переносицу. — Значит, твердо решили сражаться до последнего. Живыми они не сдадутся, это точно.
Воспользовавшись тем, что Борондир и Форлонг покинули их, дабы помочь перенести убитых и совершить прочие печальные ритуалы, Халдар и Фарамир переглянулись.
— Государь… что делать? Это какое-то безумие. Свой первый взвод я потерял в этих горах в первый же день. Это уже второй набор, новый состав. Государь, это были отличные воины, те, кто с мечом в руках прошел Пеленор вдоль и поперек… Те, кто сражался на Кормалленском поле. Те, кто отстоял Минас-Тирит. Государь!
Фарамир зажмурился как от пощечины.
— Какой я тебе, к Морготу, государь!? Вы, сотник, похоже, забываетесь: государь у нас один и сидит в Минас-Тирите. Вы и ваши воины присягали Элессару Эльфиниту! Потрудитесь помнить об этом.
Старый сотник склонил седую голову.
— Виноват, господин наместник.
Фарамир тряхнул русыми кудрями и виновато опустил глаза.
— Прости, Халдар. Просто так надо. Тем более, что я никогда не мечтал править Гондором. А Итилиэн… знаешь, я полтора года партизанил в здешних лесах… В общем, все по справедливости: теперь я правитель тех земель, которые в свое время защищал от орочьих набегов. Князь Итилиэнский, Фарамир, сын Дэнетора. Мне этого вполне хватает… Да и какая разница: князь — не князь, король — не король… Я ведь остался прежним! — и бывший предводитель лесной дружины тепло улыбнулся сотнику.
Тот тяжело вздохнул.
— Да. Вот только неспокойно в этих ваших землях, господин Фарамир. Просто отвратительно… «Обсидиан» этот, чтоб их камнем придавило! Что ни день — просыпаться страшно: донесения разведки я уж и слушать боюсь, в войну такого не бывало! Господин Фарамир… я способен сделать только один вывод: я не соответствую занимаемой мною должности и не в силах оправдать ваше доверие…
Сотник говорил скучными заученными фразами, а глаза его умоляюще впились в точеный профиль собеседника. Ну же… Фарамир, родной! Ну давай, умная твоя башка! Ты же всегда находил выход… Ну давай! Придумай что-нибудь, пожалуйста…
И Фарамир точно услышал. Или, может быть, все немудреные мысли Халдара читались в складках меж бровей? Но, так или иначе, он дослушал до конца траурную речь взводного, выдержал короткую паузу и, делая вид, что с интересом созерцает собственные ногти, как бы невзначай бросил:
— То есть я так понимаю, вы требуете, чтобы я поручил эту операцию кому-то другому? Ну что ж… Вы можете назвать мне имя того, кто, по вашему мнению, способен принять командование и добиться результатов, а, Халдар?
Их глаза встретились. В сером взгляде Фарамира сотнику почудились озорные искорки. Он, ни слова не говоря, чуть заметно улыбнулся и опустил веки, точно кивнул в ответ.
— Что ж… Вы — хороший командир, Халдар и будет жаль, если вы нас покинете. Скверно, что вы так и не смогли назвать ни одной кандидатуры на ваше место, ведь в армии Гондора и нашего государя Элессара много достойных… Что ж… В таком случае, командование операцией… принимаю я.
— Благодарю, господин наместник, — сухо поклонился Халдар но по лицу пожилого воина было заметно: он счастлив и наконец-то спокоен. Угадал, стало быть, бедовая голова! Эх, угадал…
— Доволен? — усмехнулся Фарамир, любуясь тем, как на лице старого друга разглаживаются морщины тревоги и отчаяния. — Ничего, повоюем еще. Тем более, — он прищурился, глядя вдаль, — есть у меня одна идея: как можно этим горным стрелкам хвост прищемить…
Молодой главнокомандующий погрузился в размышления. По опыту лесной дружины Халдар знал — в такие минуты парня лучше не тревожить, но удержаться не смог.
— А по поводу государя, господин Фарамир… — негромко произнес сотник — Знаете… Я, наверное, плохой воин, но, по крайней мере, человек честный. Я и мои люди служим на благо Гондора и государя Элессара, но… Дважды я не присягаю.
— Халдар… — укоризненно начал Фарамир, оглядываясь по сторонам: не слышит ли кто? Но взводный был непреклонен.
— Я с тобой, государь. Я сказал.
Багровый диск восходящего солнца окрасил неприветливые склоны Эфель-Дуата. Изломы и скальные трещины обожженных, истерзанных войной гор наливались алым, точно на старых рубцах опять проступала кровь. Вот и снова восход… И еще один день.
Один из толстых, подбитых мехом свертков зашевелился, наружу высунулась голова орка. Раскосые глаза болезненно зажмурились от света разгорающегося дня. Орк нырнул обратно под плащ, заменявший ему постель и через мгновение показался вновь, правда, на этот раз его глаза были защищены темными стеклами очков. Встал, потянулся и, набросив плащ на плечи, двинулся к серым клыкам на краю утеса, туда, где в камнях замерла неподвижная согнутая фигура.