— Извините, Алик Палыч, но я вынужден Вас попросить покинуть палату. Сюда вот-вот приведут новую пациентку, — поторопил его доктор.
В коридоре уже слышался звон ключей и скрип отпираемой двери.
— Конечно, — Алик, словно робот, пошагал к выходу.
«Где же он её потерял? Как с ним такое могло случиться? Где искать? Как оправдываться?»
— К стеночке, пожалуйста, поближе держитесь, — попросил Егор Ильич, подводя его за локоть к стене, противоположной от входа в бокс. — Пропустим их.
По мрачному изолятору звонко разносился приятный детский голосок:
В их сторону неспеша двигалась процессия из двух санитаров и весело распевавшей больной, запутанной в смирительную рубашку. Пациентка была такой маленькой, что по сравнению со своими конвоирами казалась Дюймовочкой. На вид малышке было не больше двенадцати лет. У неё было приятное личико и ясные, голубые глаза. А волосы, постриженные каре, были выкрашены в ядовито-зелёный цвет.
Поравнявшись с Аликом, девочка прекратила петь и, одарив его приветливой улыбкой, поздоровалась: «Привет, настоящий разведчик!»
— Иди, — подтолкнул её санитар. — Вот сюда, поворачивай.
— Она же ещё совсем ребёнок, — шепнул Алик доктору. — Разве вы принимаете детей?
— Это особый случай, — ответил тот. — Её нельзя в детское отделение. Решили пока поместить в изолятор. Дальше посмотрим, куда её. Вон, как горлапанит. Десять кубиков феназепама этой певице всадили, а ей хоть бы что. Мы такой дозой врослых бугаёв на раз утихомириваем, а тут ребёнок.
— Зачем же её так накачали?
— Ох, Алик Палыч, видели бы Вы, что она тут вытворяла, когда её привезли. Её наши санитары втроём еле удерживали. Силища, как у медведя.
— А что у неё с волосами? — спросил Дементьев. — Девочка-панкушка?
— Да сейчас дети такие… Насмотрятся этого своего аниме, и разукрашиваются кто во что горазд, как попугаи, — доктор повернулся к санитарам и дал им последнее указание. — Давайте там с ней поосторожнее, ребят. Зафиксируйте её. Пусть полежит, остепенится. Может успокоится наконец.
— Теперь мы можем пойти, поглядеть записи с видеокамеры? — напомнил следователь.
— Да. Идёмте.
— Эх, ты! — вдруг воскликнула девочка, обернувшись к Алику. — Такой большой вырос, а до сих пор не знаешь, что ящерок нельзя хватать за хвостики!
— Что? — Дементьев замер на месте.
— Идёмте, Алик Палыч, — доктор позвал его за собой.
— Подождите. Что ты сказала, девочка?
Но зеленовласая, уже заведённая в бокс, лишь захихикала и вновь запела:
— Не обращайте внимания, — махнул рукой доктор.
— Добро пожаловать в Церковь Закрытых Глаз! — донёсся до следователя голос девчонки.
Дверь четвёртого бокса закрылась. Дежурная, перебирая ключи, направилась в их сторону — опирать дверь изолятора.
— Нет, это уже не может быть совпадением, — не верил своим ушам Алик. — Откуда она знает?
— В чём дело? — с удивлением смотрел на него Егор Ильич.
— Я хочу всё знать об этой девчонке. Кто такая? Откуда? Как здесь оказалась?
— Зачем она Вам?
— Давайте обойдёмся без лишних «зачем» и «почему».
— Идёмте, — с раздражением вздохнул доктор. — Расскажу по пути.
Миновав решётку изолятора, они отправились на пункт охраны.
— Рассказывать тут особо нечего, — хмуро забубнил Егор Ильич. — Пациентку зовут Ангелина Вострикова. Точный возраст неизвестен, так как не удалось обнаружить свидетельство о рождении. Девочка из неблагополучной семьи. Родители употребляли наркотики. Вчера ночью, между ними разгорелся скандал, который перерос в поножовщину. Отец нанёс матери несколько ударов ножом, а затем погиб сам. Дочь не оставила на нём живого места. Она была так перепачкана кровью, что её с трудом отмыли. Сама же девочка не пострадала. Повреждений на её теле не обнаружено. Действиям насильственного характера она не подвергалась. В крови не содержится никаких препаратов. Самое удивительное, что милиции не удалось выяснить, в какую она ходила школу и ходила ли вообще. Никто из соседей ничего внятного про неё рассказать не может. Вроде видели эту девочку, а вроде и нет. Хотя, там соседи ничуть не лучше погибших. Сплошная алкашня, да наркуши.