Во время этого разговора Проктор лишь убедился, что Гандер действительно стал пунктом назначения Диогена. Никаких отклонений в дальнейшем не предвиделось, судя по тому, что самолет Диогена уже заходил на посадку. Поначалу Диоген существенно опережал Проктора, но последнему удалось сократить фору до получаса, так как два самолета летели примерно с одинаковой скоростью, а беглецам при этом пришлось выполнять обманный маневр в сторону Омахи. Между тем, пилоты «Гольфстрима» – Боуман и второй парень по имени Рэй Крисп – были приверженцами протокола. Впрочем, таковыми, насколько знал Проктор, было большинство первоклассных пилотов. К примеру, они отказывались позволить своему пассажиру воспользоваться средствами радиосвязи вне зависимости от того, сколько денег он им за это предлагал.
Наконец, когда самолет начал заходить на посадку, Боуман поднял радио, чтобы связаться с авиадиспетчерами Гандера.
– Гандер, говорит Ноябрь-Три-Девять-Семь-Браво, высота четыре тысячи пятьсот футов, прошу разрешения на посадку, – отчеканил он.
Послышался треск статических помех.
– Три-Девять-Семь-Браво, говорит диспетчер 4-4-5-2. Следуйте на ВПП-3. Держите связь через наземный пункт наблюдения номер девять.
– Принято следовать на ВПП-3, Три-Девять-Семь-Браво, – ответил Боуман и отключил микрофон. Как только он вернул его на место, рука Проктора молниеносно вылетела вперед и схватила радио; далее он отошел от пилотов, чтобы они не смогли помешать ему, и нажал кнопку «ПЕРЕДАЧА».
– Авиадиспетчерская Служба Гандера, – обратился он, – «LJ45», повторяю «Лирджет-45», бортовой номер «ЛН303П», садится на взлетно-посадочную полосу три. Задержите этот самолет на рулежной дорожке.
Несколько секунд на том конце провода царило молчание.
– Авиадиспетчер Гандера, – послышался, наконец, голос. – Повторите запрос.
– Задержите «Лирджет-45», бортовой номер «ЛН303П», – повторил Проктор. – Не позволяйте пассажирам покинуть салон, на борту заложник.
Боуман и Крисп в это время отстегивали ремни безопасности.
– С кем я говорю? – строго спросил диспетчер. – Эта частота не предназначена для служб охраны и правопорядка.
– Повторяю: на борту того самолета заложник. Сообщите об этом властям.
– Любой подобный запрос должен быть подан на частоте служб охраны и правопорядка. Три-Девять-Семь-Браво, как поняли?
Боуман возник перед Проктором, и лицо его подернулось тенью суровости. Не говоря ни слова, он протянул руку, тем самым требуя вернуть радио.
Проктор хотел передать сообщение снова, но, даже не произнеся ни слова, он понял, что его маневр уже потерпел неудачу. Как и следовало ожидать, на пути погони встала канадская бюрократия.
– Отдайте мне радио, – произнес Боуман приказным тоном.
Одновременно с пилотом из динамиков донесся новый треск помех:
– Три-Девять-Семь-Браво, как поняли?
– Вы добьетесь лишь того, что задержат этот самолет, – процедил сквозь зубы Боуман, – а не тот, который вы преследуете. Из-за вас нас всех будут допрашивать.
Проктор застыл в нерешительности. Его взгляд перебегал от пилота к своей дорожной сумке, оставленной на пассажирском сидении, и обратно.
– И что вы собираетесь сделать? Застрелите нас? – спросил Боуман. – Это ничем вам не поможет, без нас вы разобьетесь на этом самолете. А теперь: отдайте мне радио.
Не говоря ни слова, Проктор повиновался.
Боуман быстро поднес радио к губам.
– Говорит Три-Девять-Семь-Браво. Игнорируйте последнее сообщение. Пассажир пробрался в кабину пилотов.
Голос авиадиспетчера ответил:
– Принято. Вам потребуется помощь при посадке?
Боуман пристально смотрел на Проктора, когда вновь заговорил:
– Нет. Не потребуется. Пассажир просто немного… выпил. Его уже вернули на место. Ситуация урегулирована, и кабина пилотов в безопасности – Боуман так и не отвел взгляд от Проктора. Наконец, он вернул радио на место и снова занял пилотское кресло. – Этот разговор стоил вам сорок тысяч долларов, приятель, – хмыкнул он, – иначе мы сдадим вас копам за эту выходку.
Проктор с вызовом взглянул на пилота, но затем отвернулся и направился обратно на свое место. Он сделал все, что мог, но последний маневр явно вышел ему боком. Его сообщение не приняли всерьез. Он не был ни полицейским, ни федеральным агентом, поэтому не мог заставить власти действовать – особенно если речь шла о властях другой страны. Лишь теперь он осознал, насколько глупо выглядела его попытка со стороны. Придется иметь дело с Диогеном самому – там, на твердой земле.