— Констанс, — обратился он, — разве я ничего не могу сказать или сделать?
— Можешь ли ты любить меня так, как я того желаю? Нуждаться во мне так же, как я нуждаюсь в тебе?
Он промолчал.
— Тогда ты сам ответил на свой же вопрос.
— Констанс... — снова начал Пендергаст. Она приложила палец к его губам, и тут же поцеловала его, после чего, не сказав больше ни слова села в «Роллс».
Проктор закрыл пассажирскую дверь и вернулся за руль. Через мгновение машина плавно тронулась в путь. Пендергаст следовал за ней до конца Риверсайд-Драйв. Он наблюдал за тем, как автомобиль слился с потоком машин, направляющихся на север, и за тем, как свет его габаритов постепенно стал неразличим среди множества других огней.
И пока он смотрел — тихая тень, одетая в черное — начал падать легкий снег, очень быстро покрывший его светлые волосы. Пендергаст стоял так еще очень долго, а тем временем снегопад усилился, и его силуэт стал медленно растворяться в дымке белой зимней ночи.
От переводчиков
Предыдущие наши послесловия мы оформляли в виде интервью, но на этот раз, пожалуй, выскажемся за двоих и будем, по большей части, писать просто «мы».
В послесловиях к предыдущим двум книгам мы рассказывали о нашей совместной работе, делились тонкостями и техническими моментами, но довольно мало затрагивали сюжет книги, считая это то ли некорректным, то ли ненужным. Однако на этот раз наши внутренние «читатели» не хотят молчать и скрывать разочарование, которое принес им «Обсидиановый храм».
Эта книга поделилась с нами гораздо меньшим — если не сказать, значительно меньшим — количеством захватывающих интриг и мистических головоломок. А воскрешение Диогена и вовсе привело нас как переводчиков в нешуточное замешательство. На каком-то этапе работы у нас даже возникала мысль, что мы скачали из сети какой-то битый неправильный исходный файл и переводим чей-то неудачный фанфик на «Пендергаста». Тщательная проверка, увы, показала, что ошибки нет, и файл совершенно правильный.
Мы не теряли надежду: нам казалось, что, если уж середина романа значительно проигрывает всем предыдущим романами серии, то авторы порадуют нас взрывоопасной концовкой, поэтому мы продолжали переводить. Здесь стоит заметить, что работа над книгой при этом продвигалась в условиях спешки — хотелось успеть выпустить ее к Новому году, а времени катастрофически не хватало. В итоге основная масса перевода легла на Елену, и именно ей пришлось в дальнейшем работать с многочисленными «ляпами» книги, приведшими ее почти в настоящее неистовство.
Недоумение вызывали и линии поведения некоторых героев — вопреки обыкновенной канве Престона и Чайлда они действовали временами необоснованно, непонятно и совершенно нелогично, к чему искушенный и избалованный читатель П&Ч попросту не привык.
Учитывая, что основной упор в книге был сделан на любовную линию, нам хотелось понять человеческие мотивы всех героев, однако многие из них так и остались для нас загадкой, как бы мы ни бились над точностью перевода.
А ведь если бы мы переводили точно по тексту, то господам читателям пришлось бы столкнуться с ОГРОМНЫМ. КОЛИЧЕСТВОМ. АВТОРСКИХ. ЛЯПОВ.
До этого мы относились к ошибкам в тексте с некоторой долей понимания — в конце концов, все не без греха и некоторые опечатки можем просто не заметить. Но мы-то сами себе редакторы, а у Престона и Чайлда для этого, вроде как, специально обученные люди водятся. Однако мимо их глаз прошло несметное количество ошибок, которые исправлять пришлось нам, чтобы хотя бы русские читатели ознакомились с лаконичной книгой, а сюжетные путаницы не резали им глаза. Местами доходило до того, что авторы путали имена персонажей. Проктор неожиданно становился Диогеном, а Флавия внезапно возникала посреди главы о Констанс…
О, нет, мы не станем приводить вам весь внушительный список авторских ошибок — пусть он останется на совести американских редакторов и умрет нашей тайной. Но несколько штук ради примера мы все же приведем, дабы читатели могли осознать и разделить с нами масштабы катастрофы и немного понять наше переводческое негодование.
Глаза Диогена на протяжении книги побывали почти всех возможных цветов: от бесцветного молочно-белого до зеленого и сизого. И если белый еще можно хоть как-то притянуть к бледно-голубому — цвету поврежденного глаза — то зеленый ну никак не мог стать карим или ореховым, как говорилось о нем в предыдущих книгах.