Шаткие лари, сколоченные наскоро,Холерного вида пряники и халва,Грязь под ногами хлюпает так ласково,И на плечах болтается чужая голова.
Червонные рыбки из стеклянной обителиГрустно-испуганно смотрят на толпу.«Вот замечательные американские жители —Глотают камни и гвозди, как крупу!»
Писаря выражаются вдохновенно-изысканно,Знакомятся с модистками и переходят на ты,Сгущенный воздух переполнился писками,Кричат бирюзовые бумажные цветы.
Деревья вздрагивают черными ветками,Капли и бумажки падают в грязь.Чужие люди толкутся между клеткамиИ месят ногами пеструю мазь.
Пасхальный перезвон
Пан-пьян! Красные яички.Пьян-пан! Красные носы.Били-бьют! Радостные личики.Бьют-били! Груды колбасы.
Дал-дам! Праздничные взятки.Дам-дал! И этим и тем.Пили-ели! Визиты в перчатках.Ели-пили! Водка и крем.
Пан-пьян! Наливки и студни.Пьян-пан! Боль в животе.Били-бьют! И снова будни.Бьют-били! Конец мечте.
Городская сказка
Профиль тоньше камеи,Глаза как спелые сливы,Шея белее лилеиИ стан как у леди Годивы.
Деву с душою бездонной,Как первая скрипка оркестра,Недаром прозвали мадоннойМедички шестого семестра.
Пришел к мадонне филолог,Фаддей Симеонович Смяткин.Рассказ мой будет недолог:Филолог влюбился по пятки.
Влюбился жестоко и сразуВ глаза ее, губы и уши,Цедил за фразою фразу,Томился, как рыба на суше.
Хотелось быть ее чашкой,Братом ее или теткой,Ее эмалевой пряжкойИ даже зубной ее щеткой!..
«Устали, Варвара Петровна?О, как дрожат ваши ручки!» —Шепнул филолог любовно,А в сердце вонзились колючки.
«Устала. Вскрывала студента:Труп был жирный и дряблый.Холод… Сталь инструмента. —Руки, конечно, иззябли.
Потом у Калинкина мостаСмотрела своих венеричек.Устала: их было до ста.Что с вами? Вы ищете спичек?
Спички лежат на окошке.Ну, вот. Вернулась обратно,Вынула почки у кошкиИ зашила ее аккуратно.
Затем мне с подругой досталисьПрепараты гнилой пуповины.Потом… был скучный анализ:Выделенье в моче мочевины…
Ах, я! Прошу извиненья:Я роль хозяйки забыла, —Коллега! Возьмите варенья —Сама сегодня варила».
Фаддей Симеонович СмяткинСказал беззвучно: «Спасибо!»А в горле ком кисло-сладкийБился, как в неводе рыба.
Не хотелось быть ее чашкой,Ни братом ее и ни теткой,Ни ее эмалевой пряжкой,Ни зубной ее щеткой!
В гостях
(Петербург)
Холостой стаканчик чаю(Хоть бы капля коньяку),На стене босой Толстой. Добросовестно скучаю И зеленую тоску Заедаю колбасой.
Адвокат ведет с коллегойСпециальный разговор.Разорвись – а не поймешь! А хозяйка с томной негой, Устремив на лампу взор, Поправляет бюст и брошь.
«Прочитали Метерлинка?» – «Да. Спасибо, прочитал…» – «О, какая красота!» И хозяйкина ботинка Взволновалась, словно в шквал. Лжет ботинка, лгут уста…
У рояля дочь в реформе,Взяв рассеянно аккорд,Стилизованно молчит. Старичок в военной форме Прежде всех побил рекорд — За экран залез и спит.
Толстый доктор по ошибкеЖмет мне ногу под столом.Я страдаю и терплю. Инженер зудит на скрипке. Примирясь и с этим злом, Я и бодрствую, и сплю.
Что бы вслух сказать такое?Ну-ка, опыт, выручай!«Попрошу… еще стакан…» Ем вчерашнее жаркое, Кротко пью холодный чай И молчу, как истукан.
Европеец
В трамвае, набитом битком, Средь двух гимназисток, бочком,Сижу в настроенье прекрасном.
Панама сползает на лоб. Я – адски пленительный сноб,В накидке и в галстуке красном.
Пассаж не спеша осмотрев, Вхожу к «Доминику», как лев,Пью портер, малагу и виски.
По карте, с достоинством ем Сосиски в томате и крем,Пулярдку и снова сосиски.
Раздуло утробу копной… Сановный швейцар предо мнойТолкает бесшумные двери.