С известной точки зрения, Мафлянова можно даже назвать заложником времени: талантливому человеку с коммерческой жилкой просто “не повезло” с эпохой. Как бы там ни было, он установил высочайший денежный рекорд среди прочих городских расхитителей. Но современники не оценили. Мафлянова за этот “рекорд” в 1963 году расстреляли
Авторы выражают благодарность Центральному государственному архиву РК за помощь в подготовке материала.
Станислав Малозёмов
Елена Малозёмова
Охота на пушного зверя
Есть очень редкий, но очень яркий пример процветания в семидесятых годах прошлого века, в самый вязкий период застоя социализма, очень натурального, и, главное, практически легального капиталистического способа производства в отдельно взятом регионе Советского Казахстана.
Несмотря на победную поступь государства в святом деле полного подавления частнособственнических извращений в головах строителей коммунизма, цеховики-подпольщики все-таки жили-поживали, наживали добра, но сугубо конспиративно, не высовываясь
А в Саранском горпромкомбинате Карагандинского управления местной промышленности в мае 1969 года произошло событие, от которого сразу повеяло и презренной частной собственностью, и ненавистным нашему народу капитализмом. Тогда начальником цеха выделки и крашения овчины и пушнины назначили Льва Михайловича Дунаева, который добровольно унизил собственную судьбу, сменив интеллигентную и хлебную должность адвоката Карагандинской областной адвокатской коллегии на скромный пост командира красильщиков и выделщиков шкур. Причем цех в момент его назначения, судя по государственным комбинатовским бумагам, уже давно цвел и пах ядреными красителями от свежевыделанной кожи, но в действительности бюджетные деньги в свое время ухитрились как-то проскочить мимо строительства и реконструкции дубильного, красильного и прочего оборудования.
И тогда простой советский адвокат сунул руку в свой простой советский кошелек и достал скромные свои сбережения, на которые в рекордные сроки, уже к январю 1970 года, цех в идеальном состоянии пустили в эксплуатацию. Лев Михайлович очень даже не обижал строителей-шабашников, которые за хорошие личные дунаевские деньги работали и днем, и ночью. Потому что, кроме желания крупно заработать, они всегда имели под рукой все необходимое для бесперебойного труда. Дунаев за свои кровные наличные спокойно превратил такую муторную процедуру, как снабжение стройматериалами, почти в праздник. Вообще, досрочное и качественное изготовление такого долгожданного, главного, можно сказать, цеха на комбинате было очень похоже на обыкновенное чудо. Государство за свои деньги никогда ничего так быстро и без ошибок не делало.
Теперь давайте разложим служебное рвение начальника цеха городского промышленного комбината и адвоката Дунаева на две части. Одна – со знаком плюс. Комбинат получил-таки важный цех, и замаячили перед ним приятные в финансовом отношении перспективы развития.
Другая – со знаком вопроса. А на кой ляд, мягко говоря, Льву Михайловичу потребовалось кидать дуэльную перчатку государственным людям, надзирающим за законностью в планово-социалистическом хозяйстве? Какое могло быть в то время частное финансирование государственных объектов вообще?
Государство должно было мгновенно нейтрализовать противозаконную частную инициативу Дунаева, не уточняя, какую конкретно свинью он мечтал своим несоциалистическим поведением подложить республиканскому Министерству местной промышленности, в чьем владении числился Саранский горпромком?
Но ведь Саранск – маленький город, сам комбинат – тоже крошечный. А вокруг комбината, смотрите, сколько контролирующих, надзирающих и карающих органов: и ОБХСС, и УВД, и народный контроль, и финотдел, и областное Управление госторгинспекции плюс горком и обком партии, бдительное око советской морали и нравственности. Что – ни одной из этих контор ветерок не принес и не шепнул, что некто Дунаев, бывший рядовой адвокат и нынешний невысокий чин – босс цехового масштаба, устроил на Саранском комбинате оазис проклятого капитализма? Да ну…