Вот какое мне вообще дело до этого придурка? Если прибьют, точно ведь не жалко! Более того, не факт, что я сама его потом не прибью!
***
Зенон где-то в течение пяти минут все-таки собрался с силами. Все так же морщась, но поднялся на ноги и вышел из камеры.
Я его перемещение наблюдала напряженно, невольно положив руку на оружие, которое позаимствовала у доктора, сразу, как он принял вертикальное положение. Но на меня больше не смотрели, а сразу поковыляли к телу гвардейца.
Правда, еще на середине пути он заметил и поднял, лежащий на земле пистолет, который я сразу забрала у охранника и отбросила в сторону.
Себе оставлять уже не планировала, удовлетворившись первой пушкой доктора. Более того, изначально я сама собиралась отдать это оружие Зенону, но не сложилось… А теперь, когда он его поднял и сразу же проверил функциональность и заряд, невольно подумалось, а может, стоило его тоже себе забрать? Когда у этого психа пушка в руках оказалась, стало гораздо неуютнее!
С другой стороны, если не давать «сообщнику» оружие, то тогда зачем он вообще нужен? Тогда реально стоило его в камере закрыть и оставить.
Я напряженно ждала его последующих действий, но в мою сторону по-прежнему не смотрели, а направились дальше по прежнему маршруту, к телу гвардейца, затем, поморщившись, опустились на колени и занялись обыском тела.
На самом деле, там я все до этого уже осмотрела, и ничего интересного, кроме ключей, не нашла, но вставлять свои пять копеек по-прежнему не решалась. Зенон как будто что-то реально серьезное рассчитывал найти. А может, просто профессиональная привычка.
Пока охотник проверял обезвреженных мною людей, ничем другим с виду больше не интересовался, на меня тоже по-прежнему подчеркнуто не смотрел, вообще не обращал внимания. Так что меня это даже устраивало.
А вот я краем глаза наблюдала за ним постоянно. Даже, роясь в сумке, не расслаблялась. Мало ли что ему снова в голову взбредет!
В итоге я не заметила, чтобы охотник что-то полезное нашел. Единственное, чем он в итоге заинтересовался, это полусапоги гвардейца. Он их с него снял, поморщился, но обулся.
Я же к этому моменту все же собрала в сумке доктора комплект первой помощи. Но прежде, чем предлагать более заинтересованному лицу, нанесла заживляющий гель и на свои ссадины и ушибы тоже. Правда, скорее для виду, не настолько сильно они меня беспокоили.
А потом, чувствуя себя последней идиоткой, неуверенно направилась в сторону громилы. Подходила с опаской, ожидая любой пакости, когда на меня все же обратили внимание.
Но на этот раз на меня смотрели хмуро, но уже без агрессии, подчеркнуто бесстрастно. Видимо, боль-таки притушила приступ ярости, вправила мозги.
А вот когда я протянула ему медицинский набор, он словно вообще не понял, чего я от него хочу. Так и стоял истуканом, пока я не фыркнула, перехватив содержимое поудобнее, не открыла один из тюбиков сама, не смочила им специальный материал и не нанесла им средство на его лицо, явно нуждавшееся в обработке.
Предлагать для лечения средство, которым меня только что мучили, у меня жестокости не хватило, даже по отношению к этому психу. Потому раскопала более знакомые и вполне эффективные, пусть и не такие быстродействующие лекарства, но которые точно обезболивали, дезинфицировали, снимали отек и заживляли.
При этом на меня все так же смотрели, не скрывая удивления, которое чуть позже сменилось скепсисом. А под конец ему вообще весело стало. На меня очень-очень насмешливо смотрели, словно на несмышленого ребенка.
Впрочем, я сейчас сама от своих умственных способностей оказалась не в восторге! Хотя честно признаюсь, мне на его состояние даже смотреть больно было.
– Должна же и от тебя быть хоть какая-то польза, прежде чем тебя убьют! – не выдержала я его тяжелый взгляд и снова протянула ему медикаменты, предлагая продолжить самостоятельно.
Охотник лишь закатил глаза и снова усмехнулся. Впрочем, на этот раз забрал у меня и мазь, и заживляющий гель, и «бинты», и «повязки», и даже автомедика. Подошел к пульту, разложил мою гуманитарную помощь там, и дальше уже действительно обрабатывал себя сам.
Когда он разрезал и задрал верхнюю рубаху и нижний комбез, пропитанные кровью, даже в полумраке мельком рассмотрев, что у него там, вздрогнула и невольно отвернулась. А потом вообще отошла, решив не мешать.