Под завывания ветра Милова провалилась в сон. Спасительный и исцеляющий…И снилось ей то утро её новой жизни….
Агата лежала на кровати и прислушивалась… В квартире царила умиротворяющая тишина. И лишь иногда её нарушало цоканье по полу собачьих когтей. Девушка осторожно приоткрыла глаза. Чёрный шёлк простыней и знакомая спальня Алексея. Когда-то заходить в эту комнату она боялась как огня, когда ставила капельницы Смелову. Агата вздохнула и аромат горьких хвойных ноток парфюма возродил воспоминание того, что случилось вчера ночью.
Смелова в комнате не было, а на краю кровати лежала белая рубашка. Его рубашка, видимо, оставленная для неё, так как поблизости другой одежды не было.
Агата вновь вздохнула и сев на кровать обхватила голову руками. Она совершенно не знала, что теперь делать.
Тихие шаги отвлекли её от мучающего вопроса, и девушка выглянула из-под своих ладоней. Алексей стоял рядом с кроватью и внимательно смотрел на неё. Сейчас в его тёплом взгляде не было власти, скорее беспокойство и ещё что-то…незнакомое ей. Красивый обнажённый торс и домашние серые штаны. Он прекрасно знал, что в хорошей форме и пользовался этим без зазрения совести. Присев рядом с ней на кровать, мужчина протянул свою сильную руку к ней и убрал руку от её лица.
— Не переживай, Агата, всё хорошо, — и бережно убрал большим пальцем прядь волос с её лица, — какая я же ты красивая, девочка моя, — произнёс он.
Она молчала, не зная, что ответить. Сейчас при свете дня ей было не по себе рядом с ним. Казалось, что всё, что было ночью, лишь было сном, иллюзией и теперь их разделяло осознание произошедшего….
Смелов осторожно притянул её к себе и шепнул на ухо:
— Давай одевайся и будем завтракать, — и отстранившись, встал и спокойно как ни в чём не бывало произнёс, — кстати, там твоя мама звонила тебе на телефон.
— Мама? — с нескрываемым ужасом тихо переспросила Агата. Она совсем забыла, и девушка ярко представила всю «прекрасную» перспективу, что её ждёт дома. Милова склонила голову и произнесла, — о, нет!
— Не переживай, Агата, давай, я сам ей всё объясню, — мягко произнёс Смелов, осторожно, обхватив и приподняв её подбородок, заглядывая в её испуганные глаза.
— Что? — непонимающе переспросила она. «Что тут можно объяснить, что она провела у него ночь?»
— Я ей всё объясню, что теперь ты со мной и будешь жить у меня, не переживай, девочка моя, — и он посмотрел своим гипнотическим, заботливым взглядом в самую душу. Ей в ту секунду вдруг стало так просто и спокойно, как когда-то в детстве, но разум осторожно напомнил, что не стоит Алексею и её маме разговаривать, если она не хотела проблем. А она их точно не хотела и, закусив губу по-детски, она вздохнула и улыбнулась:
— Нет, Алексей, я сама ей всё объясню.
— Ты уверена? — удивлённо спросил он её, видимо, не веря, что ей хочется объясняться с матерью.
А ей и не хотелось, но интуиция девушки подсказывала, что лучше сделать это самой, хотя достанется ей прилично, конечно. Вздохнув, она кивнула и сильнее натянула простынь на себя.
— Хорошо, как скажешь, — сдался Смелов и, поняв, что она его стесняется, добавил, — не буду мешать, одевайся, я жду тебя на кухне.
И испарился в недрах коридора, оставив её наедине с огромной спальней, своей рубашкой и мыслями. Недолго думая, Милова схватила рубашку и принялась одеваться, параллельно осматриваясь. Перед ней была типичная комната мужчины. Бело-серо-чёрная, гамма в стиле минимализма. Но в комнате было много света и воздушного пространства и это Агате нравилось. Краем глаза она заметила на прикроватном столе её рабочий планшет и, вспомнив, что Алексей что-то там писал ей вчера, заглянула в него.
«Милова, никогда больше в жизни не разрешай мне покупать тебе красное платье! Никогда!» — гласила запись в заметках. И Агата тепло улыбнулась.
Шлёпая босыми ногами по красивому чёрному с вкраплениями белой пены полу, Милова замерла у входа на кухню. Сейчас, при свете дня, без своего костюма, без атрибутов своей власти Смелов был домашним, когда выкладывал приготовленный салат в салатник. Мужчина, заметив её, улыбнулся.
— Иди ешь, соня, — позвал он её к столу, — кофе будешь? — тут же поинтересовался он, доставая чашки из кухонного шкафа, — тебе с молоком?
Она стояла и улыбалась, молча наблюдая за ним. Сейчас он был другим, проще, что ли. Его карие глаза улыбались и он, видимо, смутившись от её изучающего взгляда, усмехнулся и подошёл к ней.
— Что с тобой? — заглядывая в её бездонные глаза, спросил он совсем даже не приказным тоном, а каким-то другим, совершенно не знакомым, но очень милым.
— Не знаю, — продолжая улыбаться, ответила Агата и пожала плечами.
— Иди есть, — бережно обнимая застывшую чудачку, произнёс Алексей и повёл к столу. — С чем кофе-то? — вновь уточнил мужчина, посадив её за стол.
— С молоком…, наверное, — подперев ладонью подбородок, наконец, решила Агата и, задумчиво расплылась вновь в улыбке, наблюдая, как Смелов готовил ей кофе. Это было чертовски приятно!
День был прекрасен. Давно она не радовалась приятно ложившемся лучам солнца на её кожу, птицам, которые весело щебетали в ветвях деревьев то задорно, то нагло, даже прохожие на улице казались девушке улыбчивыми, счастливыми людьми.
К маме Алексей отправил её с водителем Дмитрием, чтобы она забрала вещи. Мужчина не хотел тянуть с её переездом к нему. Улыбка не сходила с губ Миловой и она, понимая, что выглядит смешно, совершенно этого не смущалась. Сегодня ей было просто хо-ро-шо.
За дверью раздался знакомый голос матери:
— Кто там? — и замок щёлкнул два раза, через приоткрывшуюся дверь показалось её лицо.
— Агата, где тебя черти носят, я тут уже вся извелась, — уже шире распахивая дверь, спросила мать, изучая её взглядом.
— Мам, тут такое дело, нам надо поговорить… — осторожно начала Агата улыбаясь.
— Что случилось? — всплеснув руками, с подозрением в голосе поинтересовалась женщина.
Девушка в нерешительности занесла туфлю над порогом и, вздохнув, перешагнула его, войдя в квартиру и закрыв за собой дверь.
— Ты в своём уме? — ходя из одного конца комнаты в другой возмущалась мать Миловой, уже через пять минут их разговора, — жить с этим мужиком? Что ты улыбаешься? — и она зло сверкнула глазами, — наивная дурочка, таких как ты у него целая куча до тебя была и после тебя будет.
Мать внимательно посмотрела на дочь. Та сидела на диване и, скромно сложив руки на коленях, только тихо вздыхала.
Агате казалась, что её улыбка раздражала мать, поэтому она старательно пыталась её спрятать, дабы не злить. Сейчас мама была старше, морщинки от поджатых, недовольных губ пролегли от уголков рта прибавляя ей возраста.
-Эх, вся в отца! Наивная, влюблённая дурочка, — вдруг выдохнула женщина. — Ладно, — вдруг произнесла мать Миловой и присела на кресло напротив, — слушай, как мы поступим, — изящно вздёрнув тонкую, нарисованную бровь, серьёзно начала она:
— Если будешь умной, то продержишься в любовницах подольше. Улыбайся почаще, хвали его больше. Они это любят, — доверительно махнув рукой, хихикнула мать, — но будь себе на уме! Он с тобой наиграется и выкинет, как щенка на улицу и к кому ты приползёшь?
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на Агату своими холодными, голубыми глазами:
-Правильно… к маме! — женщина, заметив, погрустневшее лицо дочери, разъяснила, — так вот если и ползти обратно, то не в качестве любовницы, дочка, — женщина прищурилась и вновь подняла бровь, — любовницей любая дура с твоей-то внешностью станет, а вот родишь ему ребёнка, так к тебе другое отношение будет.