Саманта въезжает в роскошную квартиру в районе «красных фонарей» на Манхэттене и попадает в «город греха» для одиноких городских женщин: Алекс Форрест, антигероиня романа «Роковое влечение» Гленна Клоуза, тоже жила именно тут. Непокорные цветные проститутки — транссексуалы Дестини (Майкл Джефферсон), Чайна (Т.Оливер Райд) и Джо (Карен Кавергерл) досаждают Саманте своими шумными ночными эскападами. После тщетных попыток урезонить их словами, причем Саманта напоминает актрису Барбару Биллингсли, которая в фильме «Аэроплан!» (1980) говорит: «Простите, я не понимаю вас, я говорю на языке джайва», она обливает их водой. Они отплачивают ей тем же: забрасывают ее окно яйцами (интересная метафора), попадая ей в лицо. В конце серии Саманта в пикантном коротком летнем платье жарит на крыше хот-доги и барбекю (еще более интересная метафора), готовясь к большому пикнику, на который она позвала трех своих подруг, соседей и уже ассимилировавшихся транссексуалок.
Финал серии скрывает еще более глубокий уровень тревожащего расизма и гомофобии. Транссексуалы поддразнивают Кэрри; «пожалуйста, съешь же что-нибудь, крошка», и просят ее продемонстрировать всем присутствующим свое безукоризненное тело. Кэрри соглашается, но потом решает представить новую версию джайва, исполненного ранее Самантой, заостряя внимание на белом цвете собственной кожи.
Чернокожие транссексуалы-проститутки присутствуют в этой сцене исключительно для того, чтобы героини сериала, представительницы расово, сексуально и экономически привилегированных слоев общества, могли самоутверждаться и доказывать свою стильность, демонстрируя непринужденную легкость в общении с теми, кто им неравен. Имитируя телодвижения темнокожих женщин-транссексуалов, Кэрри открыто противопоставляет себя им, присваивая себе чуждую экзотичность, которая для Кэрри служит признаком стиля, а для них — признаком уродства. Женщины-транссексуалки ничем не отличаются от бесконечных пар обуви от Manolo Blahnik, которыми обладает Кэрри: они всего лишь аксессуары высокой моды, которые можно дарить и выбрасывать.
В серии «Не все золото что блестит» (4.14.) девушки идут в гей-бар и открыто сравнивают себя с гомосексуальными мужчинами, которых они и символизируют. Однако, несмотря на столь явные и потенциально довольно радикальные ассоциации, «Секс в большом городе» придерживается довольно консервативной точки зрения на секс. Подобные сцены свидетельствуют лишь о том, что не-гетеросексуальный секс аномален и уродлив, а все остальные проявления сексуальности кроме традиционной представляют собой настоящее фрик-шоу. Женщины и их поклонники в сериале оказываются одновременно жертвами и мучителями. Женщины торжествуют, потому что перекрывают источник гомосексуальности, которая тайно бурлит под гладкой, но непристойной поверхностью сериала. Однако в то же время женщины жестоко используются в качестве прикрытия для изображения гомосексуальности, которая постоянно грозится всплыть на поверхность, но все время остается глубоко запрятанной, словно ей по сценарию отведена роль беспрестанно напоминать о себе.
Особое внимание «Секса в большом городе» к уродам — всего лишь способ еще раз подтвердить привилегированный статус гетеросексуальных белых мужчин, несмотря на то, что некоторые из них тоже изображены фриками. Эту концепцию нельзя назвать ни постфеминистической, ни постгомосексуальной. Именно героини и являются главными фриками: они временно закрепились в шатком пограничном состоянии между реальными женщинами, которыми они являются, и мужчинами-гомосексуалистами, которых они играют. Аномалии, свойственные их поклонникам, оказываются критикой не мужской немощности, а внутренней неспособности женщин выйти замуж. В этом свете их столкновения с фриками выглядят примерами их жуткой, приносящей несчастья удачи. Сериал остается лоялен к мужчинам, но высказывает резкую критику в адрес женщин и гомосексуалистов. Он опирается на гомофобию и классовость, расизм и женоненавистничество, и таким образом привлекает внимание постоянно растущей аудитории к иллюзорному пиру парада уродов.