Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм»

Ведь историческим основанием места и роли современных аутсайдеров в общем конгломерате разных форм, способов и средств борьбы за выживание собственников власти и средств производства служит глубинное противоречие, формирующее экономическую, политическую и социокультурную общность их народов. Его взаимоисключающие стороны: псевдофеодальный (а то и чуть ли не общинно-родовой) уклад общественных отношений, их по-азиатски властные государственные скрепы, но при том – нечто новое, с этим несовместимое: неизбежное и для них включение жизни масс в глобальные процессы победного шествия по планете онаученно-техногенной цивилизации с ее обобществлением труда и фактически с ведущей, уже корпоративной собственностью.

Собственникам власти в таких странах видится единственный, исторически для них естественный и, как им кажется, надежный, но, увы, мнимый выход из этого противоречия: окончательное утверждение государственного монополизма на все виды собственности. Прежде всего это собственность на землю страны – на то, что в ней и на ней может обернуться и оборачивается энергией подневольного труда, расширенно воспроизводящего... все ту же иерархию власти чиновных собственников государственной машины[3].

Кстати, и у нас сегодня тоже заходила речь о государственной собственности. И чуть ли не как о социалистической, и опять-таки «по Марксу». Но этот Маркс по моей «классификации Марксов» – третий Маркс, ибо первый, в котором слиты два разных, но реально в нем живших, считал государственную собственность не отрицающей (сменяющей) собственность частную, а как раз до частной еще не дозревшей. Причем, что не менее важно: не дозревшей даже до той частной собственности, которая была характерна для исторических модификаций европейского феодализма. Ибо, в отличие от всех европейских форм феодализма с его внутренними потенциями интенсификации хозяйства (возможности бурного развития городских ремесел, торговли и их радикального преображения в индустрию), для азиатских деспотий характерно иное: в этнически и экономически разных их общностях царствует один тип безраздельного господства экстенсивного типа хозяйства [4].

А как же нам быть с первыми двумя Марксами? Об этом тоже говорилось сегодня. Но тут я вынужден обратиться к обсуждаемой книге Т.И. Ойзермана, предварительно сделав замечание, лишь внешне подобное упреку.

Теодор Ильич, отмечая у Маркса нередко резкие по форме и всегда направленные против реальных оппонентов афоризмы, не только не соглашается с таковыми, но и прямо признает их исторически и теоретически неверными. Не утопическими (об этом речь пойдет дальше), а теоретически ошибочными. Примеры приводить не буду – их много, и каждый читатель найдет их без труда. Но тут-то и проявляют себя оба разных Маркса, слитые безраздельно в одном жившем и живом.

Один из них: Маркс – юноша, Маркс – поэт романтик, Маркс – борец, не знающий снисхождения к слабостям людским, если речь идет о теоретический истине, о политических идеалах, о глубинном понимании текущих событий. Насмешка, если не прямое издевательство, убийственные эпитеты, стремление одной краткой формулой опрокинуть аргументы противника – все это живет в нем как его собственное alter ego. Тем более что диалектика противоречий и для молодого гегельянца, и для маститого автора «Капитала» требовала от него постоянного самовыражения в логических «перевертышах», всегда звучащих как афоризмы.

Другой... но именно к нему обращается наш автор, замечая, что сам же Маркс нередко возвращался к афористически броской мысли своей, развивая, уточная, а то и опровергая несомый ею и ею же ограниченный смысл. Именно так включался в главное дело своей жизни другой живой Маркс, органично слитый с романтиком и непримиримым борцом. Карл Маркс – «рабочая лошадь» высокой теоретической культуры, страстотерпец основательности при изучении и критическом обдумывании и текстов, и исторических событий. Вспомните хотя бы его конспекты и черновики, измеряемые чуть ли не пудами, начиная с горы его юношеских тетрадей-конспектов, тетрадей-черновиков, исписанных им при подготовке докторской диссертации!

3

Разве вы не замечаете этой же тенденции в нынешней пореформенной России? Как только монополисты власти решили открыть шлюзы стихии частной приватизации всего и вся с надеждой на магию всесильных, ибо правильных «теоретических» формул – свободный рынок + демократия, тут же оказалось, что эта, хоть и не марксистская, но родная советская идеология их снова подвела! В разоренной стране, не менее трехсот лет жившей по-азиатски, не было и нет базы для нормального развития институтов частной собственности. Вакханалия первоначального грабительского накопления таковой разрушает установленные сверху связи отраслей народного хозяйства. И снова власти не на что надеяться, кроме как на свою властно-государственную силу регулирования всей системы общественных отношений – от контрольного «кооперирования» государственной и частной собственности на средства производства до государственной собственности на институты образования. Так был вновь запущен старый, трехсотлетний механизм огосударствления российского уклада жизни. Так и осталась мечтой старая мечта граждан России о самодеятельности всех гражданских институтов управления, хозяйствования и культуры. Так снова на наших глазах и при нашем непротивлении ликвидируются слабые попытки заново прорастить всходы реформ 60-х годов позапрошлого столетия.

4

Общенациональная собственность, охраняемая законом (в том числе – на земли), кооперативная, корпоративная собственность, собственность на землю, на средства производства и обращения деловых и культурных гражданских инициатив – такие формы собственности способны возникнуть и утвердиться лишь в обществе, изживающем классическую частную собственность. Государственная собственность – это собственность клана, стоящего во главе иерархии властного управления всеми делами «общины» с экстенсивным способом своего воспроизводства. Если подробнее, то см. мою статью «Образование и власть» в журнале «Вопросы философии», 2003, № 4.