— Что привело тебя, мой мальчик? Лимонную дольку? — нехарактерным для Минервы тоном, произнесла она и, к моему ужасу, попыталась огладить несуществующую бороду. После этого Минерва чертыхнулась, и очередной приборчик погиб смертью храбрых после слов: — Обливиэйт. Конфундус.
Не обращая на меня никакого внимания, женщина потерла глаза ладонями и только после этого, вновь обратилась ко мне. Теперь она уже не напоминала Дамблдора, который надел на себя тело Макгонагалл, словно та была одеждой.
— Что у вас там мистер Криви? — приподняв бровь в характерном для Минервы стиле, спросил директор. — У меня, как видите, сейчас слишком много неотложных дел.
— У меня документы на отчисление.
Приняв от меня документ, директор с омерзением покосился на прочие бумаги и только после этого, торопливо просмотрел его.
— Боюсь, мой… кхм… Боюсь, юноша, школа не в состоянии вернуть вам деньги за четыре не начатых вами курса. Придется подождать, пока не закончится проверка бухгалтерии. Боюсь, это затянется до Хэллоуина.
Это что же такое получается, он меня не помнит? Вот это я понимаю, зелье удачи.
— Отец просил передать, что из уважения к школе и вам лично не настаивает на этом.
— Как своевременно. Побольше бы таких уважающих, — почти беззвучно шевеля губами, пробормотал директор и, поставив подпись, приложил к пергаменту волшебную палочку, от чего тот подпрыгнул и засиял синеватым светом. Перестав светиться, пергамент упал на стол. Свернув его в трубочку, директор задумался, и начал было что-то говорить, но камин за его спиной вспыхнул зеленым светом и загудел. Директор покривился и торопливо передал мне свиток: — Ну ни минуты покоя. Идите уже юноша, не видите, времени на беседу совсем нет.
— Всего вам доброго, — кивнул я.
— И вам, юноша, — нетерпеливо махнув кистью, произнес директор, что уже склонил голову перед камином. — Идите уже.
Мне дважды повторять не требовалось, да и зелье удачи буквально тянуло меня прочь.
В темпе достигнув межэтажных лестниц, я словно на стену налетел и непонимающе уставился на стайку моих бывших сокурсников, которые шли куда-то в сторону большого зала. Судя по всему, на обед.
— Что же ты, зелье, от меня хочешь? — пробормотал я, разглядывая школьников, и только когда они подошли поближе я вдруг вспомнил, что у меня в карманах лежат стержни с неиспользованным газом. Меня буквально подмывало вынуть их из карманов, но для чего это требовалось, я совершенно не понимал. И только когда малыши прошли мимо меня я увидел её. — Здравствуй, ты ведь Джиневра Уизли?
— Да, меня зовут так, — с подозрением покосилась на меня девочка. — Я тебя помню, вы же должны были учиться с нами.
— Верно, — кивнул я и вдруг понял, что не стержни притягивают мое внимание, а золотые монеты, кои лежали там же. — Ты ведь общаешься с Томом?
— Я не знаю никакого Тома, — излишне торопливо ответила девочка.
— Странно, — задумчиво протянул я и вынул монеты из кармана. Разжав ладонь, обнаружил на ней два золотых кругляша. Девочка как завороженная уставилась на них, но потом всё-таки перевела взгляд на меня.
— Он просил об этом никому говорить. Это наш секрет. Я переписываюсь с ним через дневник.
— Не могла бы ты ему сейчас кое-что написать? — протянув ладонь с монетами, спросил я. — Просто передай ему кое-что и монеты твои.
— Хорошо, — решилась-таки девочка и вынула небольшую, черную тетрадку с симпатичной обложкой из драконьей кожи. Следом она достала чернильницу и перо. Прямо на поручне лестницы она расставила всё необходимое и вопросительно посмотрела на меня. — Что писать?
— Привет Том. Твое первое творение было искусно подстроенной провокацией. Поговаривают, что всего их семь. А еще поговаривают, что их ровно на шесть штук больше чем было у директора до недавнего времени.
— Это всё? — спросила девочка, с недоумением разглядывая написанные строки.
— Да, этого более чем достаточно, — вложив монеты в руку девочки, кивнул я.
— Он спрашивает, — Джиневра поглядела на появившуюся, на листе надпись. — Кто ты?
— Я всего лишь передал сообщение, — улыбнулся и пожал плечами. — И уж тем более я не хочу мешать его начинаниям.
<b>** Эпилог **</b>
Сняв с моей шеи радостно вопящего брата, отец улыбнулся и, проведя ладонью по своей многодневной щетине, махнул рукой в сторону скромного, двухэтажного домика покрашенного в радостный, зеленый цвет.