Дома всё так же. Я не видела и не разговаривала с Вайолет с вечера субботы. Джейн и Далия проверяют меня минимум раз в день, но я выхожу из комнаты только в кампус. Вайолет либо в своей комнате с закрытой дверью, либо ее нет дома. Больно ссориться с ней вот так, но после всего, что произошло в субботу вечером, у меня нет сил слышать, как она говорит: ‘Я же тебе говорила’.
С Джорданом я тоже не разговаривала, хотя он написал сообщение и, должно быть, приходил к нам домой, потому что вчера, вернувшись с занятий, я нашла на пороге коробку конфет. Никакой записки (думаю, он решил, что дюжины сообщений с “Прости меня” будет достаточно), только целый ряд конфет на заправочной станции дальше по улице. Коробка теперь засунута мне под кровать вместе со всеми остальными вещами, с которыми я не знаю, что делать. Как мое сердце.
Я встречаюсь с Далией внизу, чтобы пойти в кампус. В этом семестре у нас вместе урок психологии.
— Привет, — приветствует она меня тем же тоном, которым вы могли бы говорить, приближаясь к раненому животному.
— Привет. — Мы начинаем идти по тротуару. — Спасибо, что прислала свои заметки за понедельник. Мои были в полном беспорядке. “Как и я.”
— Пожалуйста. Как дела? — Она единственная, кто знает о Джордане. Я столкнулась с ней, когда пришла домой в субботу вечером, и сломалась, как только увидела ее. Мне нужно было кому-нибудь рассказать, чтобы перестать надеяться, что это был всего лишь плохой сон.
— Хорошо. Ужасно. Зависит от минуты.
Хоккейная команда уехала из города на выездную игру, но это не мешает мне представлять его на каждом углу, пока мы добираемся до центра кампуса. От каждой темной шевелюры и задом наперед кепки у меня учащается пульс и скручивает желудок. Он повсюду и нигде, и я не могу решить, что более разрушительно.
— Ты уже говорила с Вайолет?
Я не отвечаю, но бросаю на нее пронзительный взгляд — это все, что ей нужно.
— Ей тоже больно. Тебе следует поговорить с ней.
— И услышать, как она расскажет мне, в чем она была права? Нет, спасибо.
— Ну давай же. Ви бы этого не сделала.
Я не совсем уверена. Даже не уверена, что не заслуживаю этого. Я думала, что то, что у меня было с Джорданом, сильно отличалось от того, что было у нее с Гэвином. Неприкасаемо даже. В этом проблема влюбленности. Она заставляет вас чувствовать себя непобедимым. Или, может быть, в этом вся проблема, когда ты влюбляешься в кого-то вроде Джордана.
Когда занятия заканчиваются, я задерживаюсь в кампусе, избегая дома. Я иду в книжный магазин и осматриваюсь, но товар «Вэлли Хоккей» напоминает мне о нем. Оттуда я иду в художественную лабораторию и достаю альбом для рисования, но после сорока пяти минут, пока я держала карандаш в блокноте, у меня не возникло желания что-либо нарисовать. Моя творческая муза топит свои печали в бутылке «Огненного шара».
Не видя убежища, я возвращаюсь домой. Сидя на полу рядом с кроватью, я просовываю руку и осторожно вытаскиваю коробку конфет. Я не открываю ее, просто смотрю на нее, пытаясь представить, как Джордан бросает вещи внутрь.
Я скучаю по нему и очень, очень ненавижу это.
Он знал, что мне нравится Лиам, и намеренно держал нас отдельно. Я привыкла к тому, что меня игнорируют, и это по-своему причиняет боль. Но быть замеченной и быть недостаточно хорошей — это жестоко.
Мне даже не хотелось бы, чтобы Лиам пригласил меня на свидание, но я ненавижу, что Джордан забрал это у меня. Это было не его место. Он сделал что-то, что, как он знал, причинит мне боль, а затем сознательно обманул меня, бросившись перед Лиамом и притворившись, что ему нужна моя помощь.
Все те ночи знакомства с ним, которые я держал так близко к сердцу. Я не могу не оглядываться назад на каждую встречу и сомневаться в том, что он говорил и делал. Как он мог это сделать? Как он мог поцеловать меня и сказать такие приятные вещи, не сказав мне об этом?
Я злюсь на него, но я злюсь и на себя тоже. Я игнорировала все мысли о том, что мы вместе не имели смысла. Неужели я действительно думала, что самый крутой игрок в университетском городке проводит со мной все это время, потому что я ему искренне нравлюсь? Боль в груди дает мне ответ.
Оставив коробку нетронутой, я спускаюсь вниз и выхожу на задний двор. Музыка звучит в соседнем доме, и голоса доносятся через забор. Сейчас рано, и вечеринка идет не на полную громкость, но она заглушает мои шаги, когда я иду через двор к домику на дереве. Мое любимое место разрушено воспоминаниями, из-за которых я чувствую себя дурой.
Моя грудь поднимается и опускается, а дыхание учащается. Мои шаги медленны и размеренны, мое тело дрожит. “Я ненавижу его. Я ненавижу его. Я ненавижу его.”