Я вздыхаю.
— Слушай, женщина — это намного больше, чем просто тело. Да, мужики любят глазами, но вы, женщины, возбуждаете нас не только попкой и сиськами.
— Очень сомневаюсь. По крайней мере тебя волнует лишь это.
Во мне вспыхивает гнев. Она так уверена в том, что я поверхностный тип, что каждый раз выставляет меня каким-то злодеем. Не успев остановить себя, я нависаю над ней на руках. Ее голубые глаза пристально глядят на меня, я чувствую ее запах — аромат розы и старых бумаг — и впитываю его, как умирающий — воду в пустыне.
— Не пойми меня неправильно, принцесса, — шепчу. — Да, у меня большой опыт. Но это совсем не значит, что меня легко возбудить. Я не выключатель, который срабатывает, стоит лишь засветить титьки.
Элис хмурится, а затем выражение ее лица меняется. Появляется коварная усмешка, и она быстро опускает чашечки своего лифчика вниз. Стоит мне увидеть ее молочно-белую грудь, и в моих джинсах становится тесно. Элис возвращает лифчик на место, и ее улыбка становится шире.
— Думаю, я только что опровергла это высказывание, — сообщает она.
Я сердито смотрю на нее.
— Это было нечестно.
— Наука всегда честна и беспристрастна, — надменно произносит она. — Так что ты там говорил? Давай продолжай урок.
— Ладно. Некоторым парням действительно нужно лишь это. И потому они идиоты. Но мне, например, нужно нечто большее. Намного большее. И Тео тоже — если он хотя бы наполовину такой парень, каким должен быть.
Элис перестает ухмыляться и ерзать, и что-то во мне этому радо. Я с удовольствием заставил бы ее ерзать другими способами… более горизонтальными, и чтобы она цеплялась в экстазе за простыни…
— И что же это? — Она прочищает горло. — Что ты имеешь в виду под «намного большим»?
Ох, как же я ждал этого дня… Смакую момент, прежде чем наклониться и вдохнуть ее…
— Запах. Важен твой запах.
— Тогда буду всегда использовать парфюм, чтобы приятно пахнуть.
Хохочу.
— Можно, но это совсем не обязательно. Поверь, запах женского пота так же охеренно прекрасен, как и любой парфюм. Он полон феромонов и доказательств того…
Что ты не такая фригидная, как притворяешься, — заканчиваю я в голове. Что даже такая Ледяная принцесса, как ты, потеет, когда нервничает, занимается спортом или трахается. Я бы хотел увидеть, как ты потеешь, чтобы обвести пальцем маленькие бусинки пота, которые образуются между твоими грудями…
— По поводу пота многие мужчины не согласятся с тобой, — прерывает она мою фантазию.
— Многие мужчины — чертовы идиоты, — бросаю я, и она улыбается.
— В этом я с тобой соглашусь. Уже в четвертый раз.
Я наклоняюсь ниже, но она не откидывается назад, хотя нервозность в ее глазах и усиливается.
— Вкус, — говорю я. — Вкус твоего языка, дыхания, губ. Просто обычный твой вкус. И твоя кожа. Вкус твоей кожи…
Я вижу, как ее нежная молочная грудь быстро поднимается и опускается в такт дыханию. А горло дрожит. Словно мотылек, летящий на чертово пламя, я прижимаюсь губами к впадинке между ее ключицами. Кончиком языка пробую ее вкус — чувствую соль, розы и что-то еще, ее собственный уникальный вкус. Большинство девушек ощущаются на языке как лосьон, крепкий жасмин и чересчур много сахара. А Элис — как мягкие сливки и чистый воздух. Я хочу проглотить этот вкус. Хочу разлить его по бутылкам и пить, когда мир будет душить меня приторными духами, фальшивым смехом и запахом сигарет.
— Что ты д-делаешь?
Ледяная принцесса заикается? Черт. Ее дрожащий голос действует на меня как ушат холодной воды. Я быстро отстраняюсь, понимая, что только что натворил. Идиот!
— Черт, — шиплю я, — извини. Увлекся. Больше не повторится. Сяду-ка на свои руки или типа того.
Я пересаживаюсь на другой край кровати, подложив руки под зад. Смех Элис внезапно рассеивает напряжение.
— Тебе же не двенадцать. Не нужно наказывать себя таким способом.
— Эм, после такого утра? Конечно, нужно. Иначе я никогда, черт возьми, не усвою урок.
Она качает головой, все еще улыбаясь. После всего, что она по моей милости пережила за последние несколько дней, это кажется мне чертовым рождественским чудом. Она не хмурится и не смотрит сердито, а улыбается искренней, чистой улыбкой.
Поправив простыни на груди, она склоняет голову набок.
— Итак, что еще? Запах, вкус и…
— Звуки, — немедленно подхватываю я. — Звуки, которые ты издаешь, когда тебя трахают. Черт, перефразирую — звуки, которые ты издаешь, когда испытываешь удовольствие. Именно это, м-м, заводит больше всего.