— Извини, — бормочу я. — Это может…
— Нет, я знаю. Будет больно, но очень недолго. Я быстро привыкну.
Я отстраняюсь и улыбаюсь ей, убирая со лба прядки золотистых волос. Затем наклоняюсь, стягиваю с нее футболку и, расстегнув лифчик, играю с ее сосками, пытаясь отвлечь от боли. Она ерзает, стонет, а когда я втягиваю сосок в рот, чуть ли не брыкается. Мой член чувствует эти движения, и я не могу сдержать мучительный стон.
— Принцесса, не надо…
Она ухмыляется, снова дергает бедрами, и от наслаждения у меня закатываются глаза.
— Назови меня Элис, — просит она.
— Элис, — говорю я, сходя с ума от ее невероятно тугой влажности.
— Снова, — требует она, вращая бедрами.
— Элис, Элис, Элис, Элис… — Я замираю и сквозь туман удовольствия заставляю себя вернуть себе ведущую роль. Завожу ее руки за голову и ухмыляюсь ей. — Не-а. Сегодня ты будешь повторять мое имя, принцесса.
От моего первого толчка ее глаза округляются, а от второго она тоненько ахает.
— Все хорошо? — нервно спрашиваю я.
Никогда не нервничал в постели с девчонкой, но каждая частичка меня хочет одновременно ублажить ее и защитить. А это чертовски сбивает с толку.
— В-все о-отлично. — Я возобновляю движение, и она запрокидывает лицо. — Еще. О боже, Раник, пожалуйста, еще.
— Как пожелаешь, — ухмыляюсь я и целую ее хорошенький маленький ротик.
Эпилог
Месяц спустя
Раник Мейсон — осторожный водитель, и в этом смысле он полная противоположность того, что вы могли бы ожидать от него, татуированного парня в кожанке. Но пока мы едем по узким, многолюдным улицам Сан-Франциско, направляясь к тюрьме, я рада, что он не лихач, больше, чем когда бы то ни было.
Он одаривает меня кривоватой улыбкой, солнце искрится в его золотисто-зеленых глазах.
— Нервничаешь, принцесса?
Я рассеянно тереблю лежащий на коленях пакет с надписью «Для папы».
Киваю Ранику.
— Я бы соврала, если б сказала, что нет.
— Ну, послушай, — начинает он, — волноваться надо только о чуваках с именем Ганнибал. Не подходи к ним. Особенно, если их фамилия Лектор.
Я закатываю глаза, а Раник останавливается на светофоре. Вдали уже вырисовывается тюрьма: полностью из серого камня и устрашающей высоты. Здесь моего папу держат последние десять лет. Скоро я наконец-то увижу его.
И мои нервы уже на пределе.
Раник, должно быть, чувствует, что я сильно волнуюсь, потому что протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Затем подносит их к губам и целует.
— Ты великолепна, Эл. Не волнуйся. Обещаю, он только увидит тебя и сразу начнет чертовски гордиться той красивой, потрясающей и дьявольски умной девушкой, которой ты стала.
— Это урок комплиментов? — дразню я.
Раник смеется и взъерошивает свои волосы.
— Только если тебе нужны уроки.
— Нужны, — отвечаю надменно. — Но другого рода.
Его глаза загораются порочным блеском. Когда мы подъезжаем к тюремному заграждению, он наклоняется и целует меня.
— Возвращайся скорей, поняла? Нам еще смотреть целый город.
— Правда? А я думала, мы собираемся разгромить гостиничный номер.
Раник смеется.
— Вернусь за тобой через час. Ну же, иди.
Выхожу из машины и машу ему рукой. Когда его больше не видно, сглатываю и подхожу к воротам. Охранник, здороваясь, касается кепки.
— Добрый вечер, мэм. Вы пришли кого-то навестить?
— Да, Бернарда Уэллса.
— А, вы, наверное, его дочь. Он много о вас говорит. Нам было интересно, когда же вы навестите его.
— До сих пор я была не готова, — говорю охраннику, и он кивает.
— Понимаю. Просто рад, что вы все же решились.
— Это заняло много времени, — я оглядываюсь на дорогу, — как и все лучшие вещи на свете.