Ее слова бередят старые раны. Барбара с грустной усмешкой наливает себе газированной воды и медленно пьет, глядя на меня поверх стакана, а затем продолжает:
— Я дала тебе жилье и работу, потому что когда-то давно была тобой. Меня избили за то, кем я была, и я тоже сбежала. Но мне никто не предоставил ночлег в подсобке своего клуба. И мне приходилось делать ужасные вещи, чтобы заработать на жизнь. Я занималась этим годами. А ты? Ты сразу собрался с силами, подал документы в Маунтфорд и поступил.
— Удача, — хмыкаю в ответ, и Барбара шлепает меня своей тряпкой.
— Тяжелый труд, не забывай об этом.
Невольно улыбаюсь. Барбара всегда умеет поднять мне настроение. Это ее дар.
— Ладно. Я об этом подумаю. О том, чтобы ей признаться. Но не сейчас, пока рано.
Барбара кивает.
— Понимаю. Не торопись. Но и не затягивай, понял?
Я встаю и ухожу из бара, похохатывая над комичностью ситуации — Раник Мейсон старается подобрать удобный момент с девушкой.
В кого, черт возьми, меня превратила Элис?
Глава восьмая
Элис
Свет и любовь дарует солнце розе,
Что жаждет дотянуться до него,
Что молит об одном прикосновеньи,
Хоть корни в земле глубоко.
Садовника однажды вопрошает
О помощи та роза, ну а он
Безропотно себя обязывает
Отрезать корни быстро и с концом.
Проходят дни, и к солнцу она ближе,
Уже вкушает лакомство любви…
Садовник же становится все тише,
Смотря на сад, угасший без звезды.
Отложив ручку, смотрю на стихотворение. Кто есть кто? Тео — солнце, я — роза, а садовником может быть только… Раник?
Качаю головой. Нет, он не способен на тонкие чувства. Ведь он такой грубиян.
— Что ты там пише-е-ешь? — поет Шарлотта, заглядывая мне за плечо. Быстро закрываю фиолетовую тетрадку и запираю ее на замок.
— Ничего! Просто стихотворение для урока английского… Эй, разве у тебя нет свидания, на которое нужно собираться?
Шарлотта пренебрежительно отмахивается от меня.
— О, перестань. Ты не сможешь разжечь в парне предвкушение, если не опоздаешь хотя бы на десять минут.
Хмурюсь.
— Зачем нужно разжигать в парне предвкушение?
— Чтобы он захотел тебя еще больше, — объясняет, подмигивая, она. — Помаринуй его немного, и капитуляция будет сладкой как никогда.
Я морщусь.
— Детский сад.
— Для тебя, может, и так, — вздыхает Шарлотта. — Ты просто не понимаешь парней.
Смеюсь.
— Ты права, не понимаю. Но я учусь. Мало-помалу.
— Да? — Ее глаза загораются. — Скажи на милость, как? В твоей жизни появился кто-то особенный? Чье имя начинается на Т-Е-О и заканчивается на Красавчик?
— Очень смешно, — тяну я. — Он знает о моих чувствах столько же, сколько и человечество о жизни за пределами Солнечной системы.
— Тебе надо поднажать, — фыркает Шарлотта, стоя перед зеркалом и в последний раз обновляя помаду. — Они с Грейс становятся все ближе и ближе, им вместе так хорошо… — Она вдруг разворачивается с озорным блеском в глазах. — Хочешь, устрою ей саботаж? В школе у меня очень хорошо получалось заставлять девчонок полнеть, давая им по утрам свои свежеиспеченные пончики…
— Ты умеешь печь?
— Это своего рода семейный бизнес.
— Порыв, который стоит за твоей угрозой, очень трогателен, — вздыхаю я, — но нет, оставь их в покое. Я сделаю все по-своему.
— Оке-ей, — поет Шарлотта. — Но, чтобы ты знала, твой способ намного менее динамичный.
— Ну, извини, я не ты, не могу быстро брать парней в оборот, — огрызаюсь я, смотрю на Шарлотту и, видя, что мои слова задели ее, сразу жалею о сказанном. — Прости, просто я…
Шарлотта сдержанно улыбается и обнимает меня.
— Эй, не бери в голову. Я знаю, как это тяжело для тебя. Просто делай все, что в твоих силах. Единственное, чего я хочу — это видеть тебя счастливой, очень счастливой. Вот и все. И я верю, что отношения с Тео принесут тебе счастье.
У нее кармане гудит телефон, и она достает его.