Пока Леголас пытался справиться с головокружением, отец уселся на него верхом, а его зад провокационно расположился на члене Леголаса.
— Даже не мечтай, — захохотал Трандуил, когда член юноши восторженно встрепенулся под ним. Но отец не отстранился, а лишь продолжил медленно ласкать сына, предлагая ещё один опьяняющий поцелуй. В этом миг Леголас заметил, что глаза Трандуила слегка затуманены, а зрачки неестественно расширены. И тут его осенило — дело было в вине! Оно было значительно крепче, чем вино, к которому он привык. Сын раздражённо вздохнул.
— Что ты добавил в вино? — промямлил Леголас — язык отказывался его слушаться, впрочем, как и тело. Только сейчас он понял, что по приказу Трандуила выпил гораздо больше, чем отец.
Юноша был настолько возбуждён, что руки сами собой потянулись к мужчине за поцелуем прежде, чем тот смог ответить на его вопрос. Все запреты были отброшены. Леголас чувствовал, что изголодался по ласкам отца: не только по его поцелуям и языку, но и по ощущению его веса на своём теле. Принц стал двигаться требовательнее, и отец отпустил его член, продолжая скользить по нему бедром — ощущение было таким приятным, что юный любовник застонал во весь голос, принуждая отца прикрыть ему рот рукой.
— Оно заставляет тебя возбуждаться. Снова. Снова. И снова… И поверь мне, тебе следует быть возбуждённым этой ночью, — жестоко промурлыкал Трандуил. Леголас беспомощно стонал под его рукой, едва понимая значение слов, желая больше ощущений, больше всего. — Ты увидишь, что сегодня мы оба будем гораздо выносливее, чем обычно. Полагаю, утром ты всё ещё будешь чувствовать то, чем мы будем заниматься этой ночью. Ты хотел кончить, — прошептал ему на ухо Трандуил. Нависнув над сыном, он намеренно задел своим членом член Леголаса. — Твоя награда заключается в том, что сегодня ночью ты кончишь для меня много… бесконечно много раз, ion nín.
Трандуил толкнулся сильнее, и Леголас прогнулся ему навстречу, вопя от трения их членов друг об друга — грубое изысканное трение, опалявшее его кожу и лишь усиливавшее головокружение. Это было выше его сил — краем уха юный принц услышал скулящие вопли, слетавшие с его собственных губ.
— Кончи для меня, úthaes nîn, — строго приказал Трандуил, и Леголас не мог не подчиниться. Рыдая от наслаждения, он впился ногтями в спину мужчины, чьи губы всё ещё хранили вкус сладкого вина. — Я хочу тебя. Перевернись на спину.
Леголас мгновенно подчинился, и отец тут же оседлал его. Ощущение было приятным и немного болезненным, но принц уже с трудом отличал одно от другого.
— Ты ведь сделаешь сейчас всё, что я пожелаю, ion nín? — Леголас застонал в ответ, пытаясь заставить отца трахать его жёстче и быстрее, а не размеренно и лениво, что в данный момент, когда страсть разрывала его тело на части, было сравнимо с жестокой пыткой. — Используй слова, Леголас.
— Да, аda, всё что угодно, — поклялся Леголас. Юный любовник подумал, что сейчас потеряет сознание. Очередная волна удовольствия поднималась в нём, веки дрожали, комната то появлялась, то исчезала из поля его зрения.
— Если я приволоку сюда несчастного Галеона, ты удовлетворишь его по моему приказу, не так ли?
Леголас вздрогнул от ужаса от одной этой мысли, но тело, казалось, горело в языках пламени.
—Да!
— Тогда сделай это снова, úthaes nîn, — бескомпромиссно приказал отец. — Кончи для меня.
Леголас заскулил:
— Я не могу! Не могу!
И тем не менее, он кончил, чувствуя, что плавает по кровати, пока отец продолжал двигаться в нём.
— Ты такой красивый, — слова волнами проходили сквозь юное тело. — Я мог бы выставить тебя на аукционе на площади в Озёрном городе, и люди бросили бы к моим ногам все свои драгоценные камни и золото за право побыть с тобой наедине. Даже гномы. Если бы, конечно, у них было что-то путное. Ты обслуживал бы их одного за другим и умолял бы их отыметь тебя. Но ты мой. Ты — моё сокровище, и я никому не позволю трахать тебя.
— Твой, — рыдал Леголас, всё ещё возбуждённый, извивающийся и разгорячённый. — Умоляю, аda! Ещё!
— Будь, по-твоему, úthaes nîn, — рука Трандуила настойчиво сжала член юноши. Тело Леголаса напряглось от удовольствия, не в состоянии выдавить из себя ни капли.
Но оно всё ещё способно было желать большего, всё ещё пыталось…
После этого юный любовник совершенно утратил контроль над собой. Над всем, кроме ноющей боли, от которой сгорало его тело, влажного рта Трандуила, твёрдого члена отца и этих грешных слов, которые тот шептал ему на ухо.
Эти слова — úthaes nîn — предвещали такое острое удовольствие, что оно превосходило боль, выходило за пределы разума, заставляя юношу подчиняться желаниям ненасытного любовника. Произнося эти слова, — úthaes nîn — Трандуил заставлял его кончать, снова и снова. Они стали их тайным сигналом, своеобразной просьбой, инструментом наивысшей точки желания отца. С этими словами на губах, Трандуил ставил Леголаса на колени, заставляя его раскрываться перед ним и умолять взять его, или падать в изнеможении под весом его тела. Сильные руки отца бесцеремонно ставили юношу на колени, открывали вход в его тело, вырывали из него оргазмы… снова… снова… и снова… Бесчисленное количество раз. До тех пор, пока Леголас не капитулировал…
úthaes nîn… Трандуил произносил эти слова каждый раз, когда удовольствие юного принца достигало своего пика, ломая его тело, заставляя его биться в агонии… До тех пор, пока Леголас уже больше не мог отделять их от своего оргазма. Действительно, искушение…
Падая в темноту, сын гадал, сможет ли он когда-нибудь услышать эти слова снова и не вспомнить об этой ночи всепоглощающей страсти…
— Уже утро, — с сожалением вздохнул Трандуил, выводя сына из оцепенения. — Тебе пора уходить, мой сын. Ты вконец измучил моё тело, — отец был удовлетворён, улыбка порхала на его губах. — Я жду тебя на переговорах сегодня утром после того, как ты примешь ванну. Не опаздывай.
Леголас нарочно одевался медленно. Тело устало, мышцы горели, но не от желания, а от потребности в отдыхе. Правда, сон не стоял на повестке дня.
Жестокий любовник вернул сына, когда тот уже был на пороге. Юноша неуверенно пересёк комнату и был вовлечен в поцелуй, от которого у него перехватило дыхание и закружилась голова, словно он снова был одурманен вином с наркотиками.
Комментарий к Глава 7. Мастер. Награда Синдарин:
Ion nín: Мой сын
Ada: Папа
úthaes nîn: Мое искушение
“Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему”. “Портрет Дориана Грея”, Оскар Уайльд.
====== Глава 8. Владыка. Искушение ======
Леголас не помнил, как осилил лабиринты, которые вели в его одинокие покои, но каким-то чудом справился. Ему даже удалось снова скомкать и измять простыни, хотя его истинным желанием было упасть в кровать и уснуть мертвым сном. Но времени уже ни на что не оставалось. Ни на что, кроме как искупаться и переодеться, что он и сделал, хотя его сознание всё ещё блуждало где-то в параллельном мире. Окружающий мир не казался ему сейчас таким уж реальным.
По всей видимости, на его губах всё ещё блуждала лёгкая улыбка, когда он проскользнул в конференц-зал и тихо вздохнул, усаживаясь в столь «обожаемое» им жёсткое кресло, потому как в тот же миг десятки глаз уставились на него. Казалось, все как будто ждали только его. Сын наместника Гондора смерил эльфийского князька взглядом, в котором отчётливо читалось возмущение и нечто большее. Что-то, чего Леголас раньше не замечал. Как будто его вид заставлял мужчину нервничать. Краем глаза Леголас заметил, как лёгкая усмешка скользнула по губам отца.
Принц тут же выпрямился, терпеливо ожидая, когда заговорит Король.
— Мы рассмотрели условия вашего предложения, но у нас есть некоторые незначительные замечания, — лениво заметил Трандуил. — Как ваш Квенья, мастер Боромир? Мои писари подготовили для вас копию договора и уже внесли изменения в соответствующие пункты…
Леголас старался держаться как должно, но он мог лишь создавать видимость сосредоточенности на вопросах дипломатии — каждый сантиметр его тела изнывал от боли, храня воспоминание о прошлой ночи. Принц заёрзал на жёстком кресле и заметил, что человек не сводит с него глаз. Юноша снова заёрзал, — на этот раз нарочно — и человек хищно облизнулся. От принца не ускользнул тот факт, что отец тоже это заметил. Но Трандуил никак не отреагировал, и Леголас продолжил извиваться, медленно и осторожно пробежав кончиками пальцев по полированной деревянной столешнице.