— Это и есть Зеленя?
— Да, — Корень выпустил мой локоть, я осел на землю, айр плюхнулся рядом.
— Красиво.
Мужик молчал, я отвел взгляд от завораживающих просторов родины моего отца (она с первого взгляда понравилась мне гораздо больше Мглистых земель) и посмотрел на друга.
— Три болота, Корень! Как тебе удалось?
Правая бровь айра стала красной. Нет, даже не красной, а какого-то пронзительно-алого, пламенеющего цвета, надо сказать, очень неплохо сочетающегося с темно-каштановыми волосами и карими глазами, сейчас приобревшими красноватый оттенок, будто освещенные закатным солнцем.
— Алая ветвь, — сообщил Корень, словно эти слова должны были все объяснить. — Ни щепочки от творящего, хотя они рождаются и среди отпрысков Рябины, — и снова уставился куда-то повыше моих глаз.
— У меня что, тоже?.. — я провел пальцем по оцарапанной брови, но боли не почувствовал, да и крови не было.
— Да, конечно, тоже, — чуть ли не со злостью бросил мужик. — Ты же полукровка!
— Тоже красная? — я лихорадочно пытался представить, как такое украшение будет смотреться на моей физиономии. Получалось страшненько. Правда, Малинка, может, так и не посчитает. У баб иной раз встречаются странные понятия о мужской красоте.
— Зеленая! Отпрыск Остролиста, вот в ком Зель-творящая воплощаться любит. — Корень говорил на удивление раздраженно.
— Ты завидуешь, что ли? — удивился я его злости.
— Досадую! Если б у меня была хоть щепочка дара, я б сразу разглядел, из какой ты ветви.
— Велика ли разница, когда ты это разглядел?
— Велика! В целых два года каторги! Знал бы, сразу тебя в Зеленя потащил, еще когда с лапулей встретил.
— Так бы я и пошел! У меня был уговор с Малинкой, да и вообще…
— На любое "и вообще" у меня имеется вот это, — айр поднес к моему носу здоровенный кулачище.
— Да что ты в самом деле, Корешок? — красота и покой Зеленей пробудили во мне неискоренимое благодушие, и я не понимал раздражения друга. — Случившегося не исправить. Выкинь из головы, что за радость переживать галеру заново?
Я не привык жалеть о прошлом, может, потому, что в самом мрачном событии находилось нечто, непременно приводившее впоследствии к чему-то хорошему. Не провинился б перед Ягодкой, никогда не срослось бы у меня с Малинкой. А галера… Галера была всего лишь платой за кусочек счастья, бывшего, и, надеюсь, будущего. Да и с Корешком я бы вряд ли так сдружился, не потолкай мы два года бок о бок галерное весло. Хотя это мне ценно, а у него, небось, среди айров друзей навалом…
— Пойдем, — проворчал Корень, вставая. — Я должен как можно быстрее предъявить тебя кому-нибудь из творящих, иначе набегут воины, а встречу с ними я предпочел бы оттянуть до разговора с отцом.
Не, пожалуй друзей у него немного. Уж больно физиономия не радостная, да и кто пойдет из края волшебной красоты, от толпы друзей скитаться в непонятные людские земли?.. Ладно, Перец, разберемся. За этим ты сюда и пришел, разве нет?
Мы побрели вниз по склону, у подножия которого обнаружилась тропка, поманила за собой и тут же вильнула за очередной холм. Я все собирался спросить, далеко ли до жилища творящего, и никак не мог заставить язык двигаться (непохоже на меня, м-да-а). Кругом было так хорошо и спокойно, что оторваться от созерцания не получалось.
Склоны холмов покрывала пушистая шкура луговых трав и цветов. Ветра не было, теплый ароматный воздух полнился пением жаворонка и едва различимым жужжанием пчел. Солнце время от времени скрывали пухлые белые облачка, и по холмам бесшумно пробегала тень. После выжженных солнцем окраин Гранитного Брега эти места казались садами Небесной Хозяйки.
Неожиданно на склоне появился человек… тьфу, айр, будто вырос из травы или соткался из воздуха (может, так оно и было). Корень тут же остановился, я последовал его примеру. Мужчина неспеша подошел к нам. Высокий, плечистый, по человеческим меркам лет за тридцать, правая бровь алая, как у Корешка, на щеке какой-то листок… Картинка, как у древлян? Нет, листок шевелится, прорастает стеблем, на котором наливается зеленый бутон, раскрывается алыми лепестками, в середине мелькает черный зрачок… Мак.
Незнакомый айр перехватил мой чересчур пристальный взгляд, вскинул брови в удивлении и что-то спросил у Корня, тот ответил, потом соизволил объяснить мне.
— Это один из стражей, творящий. Сейчас он попытается пробудить в тебе память крови, чтоб ты смог понимать наш язык и говорить на нем. Ради твоей лапули, не дергайся, Перчик, и не поднимай ветер.
От волнения перехватило горло, и я просто кивнул. Не поднимай ветер! Легко сказать. Если б это от меня зависело… Постарался успокоиться, и прямо взглянул в лицо творящего. Мак со щеки уже исчез, выглядел мужик сосредоточенным и несколько настороженным. Интересно, что еще ему Корешок поведал? Вообще-то говорили они недолго, но кто его знает, этот айров язык… Может, чтобы заклеймить опасным сумасшедшим, достаточно пары звуков?
Творящий тем временем подступил вплотную, вгляделся в лицо и положил пальцы обеих рук мне на виски. Поначалу прикосновение было приятно-прохладным, но спустя пару вдохов появилось отчетливое жжение и ощущение, будто под пальцами айра бегают муравьи. Или пытаются прорасти внутрь головы крохотные корешки. Глаза сами собой закрылись, и я очутился… нет, не в степи — в лесной чащобе, такой густой, что, казалось, лежишь на дне озера, и солнечный свет, проходя сквозь толщу воды, превращается в зеленый сумрак. Чаща напоминала пограничный лес, ибо тоже была живой. Пожалуй, гораздо более живой: все ветви и веточки находились в непрерывном движении, на глазах росли, вытягивались, сплетались, выпускали новые листья, побеги, бутоны, раскрывающиеся чудными цветами, на месте которых появлялись плоды, созревали, падали на землю, прорастая новыми деревьями и травами. Я перестал ощущать тело, плоть, казалось, вросла в волшебное сплетение, растворилась в нем, стала одним из побегов на дереве, в сосуды хлынули общие соки, заменяющие растениям кровь, проникли в самые тонкие жилочки, достигли кончиков пальцев, напитали каждый волосок, прогнали туман из головы, и лес наполнился словами, мыслями, разговорами…
— …Вроде бы тимьян, хотя картинка блеклая, за щетиной толком и не разберешь… — донесся приглушенный голос, выделявшийся в общем гуле таинственной чащи. — Где ты на него набрел? В Бреге?
— Какое там! — это уже был Корень. — За морем, на севере Морены. Он был с девчонкой, с которой не расплелся до сих пор, так что…
— Да что ж тебе Малинка все покоя не дает? Айрам до нее не должно быть никакого дела! — древесная веточка в моем лице обрела голос, и чаща тут же исчезла, ее сменили две удивленные физиономии — стража-творящего и Корня.
— Быстро он… — начал было айров колдун, потом сообразил, что я все понимаю и исправился. — Быстро ты впитал язык… Тимьян?..