— Я это, я. Оказывается, у всех айров одна бровь цветная. У Корня, к примеру, алая, яркая. А у меня какая-то блеклая, наверное, из-за того, что полукровка…
— Бровь? А, да, красивый цвет, — рассеянно проговорила Малинка. — Тебе идет, — и продолжила созерцание, иначе не скажешь. Причем руки ее все время находились в движении, она мяла пальцы, сцепляла их, боясь дать свободу, и вообще выглядела как юная селяночка, оставшаяся наедине с красавцем-белокостным. Щеки наливались румянцем, который тут же сгоняла тень первого снега, ресницы взлетали и падали… Я загляделся на очаровательную картинку, но быстро спохватился: а с чего это моя отнюдь не страдающая скромностью и излишней чувствительностью девочка так себя ведет? Ее смущение, как это ни смешно, передалось мне, и вместо того чтобы попросту обнять и поцеловать, я спросил:
— Что с тобой?
— Ты такой красивый… — выдохнула она с искренним восхищением. — Совсем не похож на человека. И правда как дух, дух весеннего леса. Знаешь, когда, солнечные лучи проходят сквозь юные кленовые листочки, совсем недавно выбравшиеся из почек, и свет становится золотисто-изумрудным, — Малинка набралась смелости и чуть прикоснулась к моей правой брови, потом тронула прядь волос около уха. — И в глубине этого леса таятся серо-зеленые бездонные озера, — заглянула мне в глаза. — А от цветущих кленов веет спелыми сладкими яблоками, и в этом аромате угадывается обещание жаркого лета и щедрой яркой осени… Нет, я не могу… — судорожно закрыла лицо руками.
— Да ты что, ягодка моя?! — смущение тут же упорхнуло крошечной серой птахой-крапивником, я схватил Малинку и прижал к себе, она, продолжая дичиться, спрятала лицо у меня на груди. Будто не хватило сегодня брезгливой холодности родичей-айров, так еще сладенькая взялась чураться. — Ну надо же, чего только не напридумала, прямо песню сложила! Бездонные озера… — (У какого бездарного песенника она это слышала?) — Я видел свое отражение после того, как пришел к айрам. Ничегошеньки не изменилось, кроме правой брови. И вид у меня из-за нее дурацкий.
— Вид у тебя нечеловечески прекрасный, — прогудела девочка мне подмышку. — Айрова кровь раньше просто чувствовалась, а теперь она видна.
— Ну, как скажешь, — сдался я. — Но это же не повод от меня шарахаться. Родственники глядят с прохладцей из-за человеческой матери, ты боишься прикоснуться, потому что разглядела-таки нелюдя.
Девочка чуть отстранилась и с хитринкой взглянула мне в лицо.
— А ты посмел бы ко мне прикоснуться, если б знал, кто мой отец?
— Ну-у, вспомнила. Прикоснулись-то друг к другу давным-давно и после делали это с завидной частотой.
— Я просто хотела, чтоб ты понял, что я чувствую.
— Спасибо, объяснила доходчиво, — я улыбнулся. — А теперь лесной дух, он же айр-полукровка Тимьян, он же бродяга и жулик Перец полностью в твоем распоряжении.
— Так тебя все-таки зовут Тимьяном?
— Угу.
— Тимьян… Тимьян… — Малинка задумчиво повторяла непривычное имя, словно крутила в пальцах причудливую вещицу. — Звучит слишком серьезно. Тим мне не нравится, Ян тоже… О, придумала! Тимушка. По-моему, очень тебе подходит.
— Ну, спасибо. Я сразу почувствовал себя этаким пушистым зайчиком.
— Какой ты зайчик! Ты кролик, — улыбнулась так, что не осталось ни малейших сомнений в причине сравнения с этим любвеобильным зверьком. — Я бы даже сказала, кроль. Крольчище. Тимушка… — запустила пальцы мне в волосы и поцеловала… нет, не в губы, не взасос. Легко скользнула устами по переносице, один глаз, другой, зеленая бровь…
Да пошли они все, эти родичи, стройными рядами в болото. Хвала Небесной Хозяйке, хоть одно существо на свете меня любит…
На следующее утро проснулся поздно: идти никуда не требовалось, и мы с Малинкой долго не спали. Я рассказал о первом дне в Зеленях и о том, что узнал от разочарованных родичей. Сладенькая, выслушав домыслы Клевера о моей матери, задумалась.
— Значит, она была колдуньей… Я все-таки навещу Дёрена, возможно, он знал ее. Да и насчет нынешнего Туманного лорда неплохо бы выведать побольше.
— Нет, к нему, пожалуйста, не суйся. В замке тебя могли запомнить.
— Не могли, а точно запомнили, — фыркнула сладенькая, но тут же смутилась. — Извини, Тимушка…
— Это дело прошлое, — махнул рукой. — Не нужно напрашиваться на новые неприятности.
— Ты не понял. Я хочу Дёрена расспросить о хозяине Мглистых земель. Колдунов не так много, они, насколько мне известно, неплохо знают друг друга.
Это была разумная мысль, и проснулся я в гораздо лучшем настроении, чем засыпал.
Перво-наперво пошел в купальню, поплескал себе в лицо и побрился. Айры-мужчины, насколько я заметил, тщательно заботились об отсутствии щетины на щеках, наверное, чтобы творящие могли беспрепятственно различать образ позели. Со временем я узнал, что угадал верно. Более того, небритость считалась дурным тоном, и, если айр отпускал бороду (как Клевер, к примеру), то позволял ей расти только на подбородке. Надо сказать, частенько это выглядело козлообразно, особенно у тех, кто злоупотреблял терпением жен.
Закончив приводить себя в порядок, вернулся в центральное помещение. Там по-прежнему никого не было, видно, я дрых так долго, что все разошлись по своим делам. Огорчаться по этому поводу не стал, потому как чувствовал себя в присутствии хозяев не в своей тарелке, к тому же на столе обнаружился кувшин молока, добрая половина свежего каравая и несколько шматов вкуснющего мягкого сыра. Короче, весьма неплохой завтрак, который я не преминул употребить, теша себя мыслью, что оставили его для гостя, а не просто позабыли убрать.
Покончив с трапезой, собрался было пойти прогуляться, но потом решил, пока никого нет, спокойно осмотреть жилище Клевера. Не комнаты, конечно, а общую центральную часть.
Особенной разницы с домом Мятлика не наблюдалось. Ближе к отверстию в крыше располагался очаг и стол для приготовления пищи со всякой кухонной утварью. У стены — покрытый белой скатертью овальный стол для трапез, вокруг — простые стулья. В центре помещения — уходящий вверх резной ствол, разве что растения изображены другие: остролист, клевер, вероника, неизвестная мне до вчерашнего дня рамонда, жимолость, аконит, колючая терновая ветка… При виде колючек опять накатила тошнота. Неужто батя мне их под ногти загонял? Поспешил отвернуться к светлому проему двери, откуда тянуло теплым летним ветерком. Надо все-так пройтись. Корень говорил, здесь, в Озёрищах ствол на площади гораздо выше, чем в Поддуванчиках…
— Дед! — раздался снаружи звонкий голосок, струившееся через дверь полотнище солнечного света застила чья-то тень, а через мгновение в дом влетела молоденькая девчонка.
Увидев меня, встала и принялась разглядывать, не выказывая ни малейшей застенчивости. Я не остался в долгу — вторая по счету юная айрица (а как еще ее называть? Айриха звучит коряво, тут в Зеленях и старушки на такое прозвание не тянут, насколько могу судить по встреченным), стоит совсем близко, да и глаз не прячет, как та же Яснотка.