- Спрячься чуть дальше в расщелину, я попытаюсь вытолкнуть пару верхних камней. А то тут слишком мало воздуха.
- Хорошо. - Ее ладошка выскользнула из моей руки, мазнув шелком рукава по запястью. Я осторожно, на ощупь, влез на нижние камни, не шелохнувшиеся под моим весом.
Не с первой попытки, стесав кожу с пальцев до крови, я сумел вытолкнуть один камень наружу. Повеяло напоенным запахом цветов воздухом. К этому запаху примешивалась пыль, из-за чего я чихнул.
- Получилось?
- Да.
Ее рука снова нашла мою ладонь. Мы сидели в молчании, ни капли не обременяющем, во всяком случае, меня. Мириям вздохнула.
- Тимаш, ты же знаешь много историй? Расскажи что-нибудь. А то, сколько нам еще так сидеть? Пока я слушаю, хотя бы не думаю о времени.
- Да, конечно. - Согласиться-то я согласился, а вот что рассказать? Особенно 'что-нибудь'. Так, вроде бы есть у меня одна история, на ум пришла. - Давно это было. Еще мир был очень юным, жестоким. Это сейчас он относится терпеливее к людям, а раньше, как старики рассказывают, что ни ветер - ураган, что ни волна - наводнение, что ни ясная погода - засуха. Шли долгие годы, когда люди буквально выживали каждый день. Так и продолжалось бы, если бы не один юный шаман, посвященный несколькими годами ранее...
За историей о колыбельной шаманов я рассказал о первопроходцах, людях храбрых и безрассудных. История следовала за историей. Я рассказывал, и рассказывал, где-то вспоминал, где-то выдумывал заново, потому как, даже при хорошей памяти можно что-то забыть. Мое горло охрипло. Я протянул флягу с водой девушке, потом сделал маленький глоток сам, собираясь сберечь воду.
- Мне нравится история о шаманах. Моя бабушка мне рассказывала ее иначе, но твой вариант интереснее. Ты еще не проголодался?
Я задумался. Но нет, голод не ощущался. Только жажда, которая словно накатывала волнами. Но это меня не беспокоило настолько сильно, чтобы переживать об этом. Да и я мог терпеть. Без еды человек способен прожить дольше, чем без воды. Поэтому я отрицательно покачал головой. Потом почувствовал себя идиотом - в темноте, хотя глаза немного и привыкли, все равно практически ничего не было видно.
- Нет, не хочу.
И я снова принялся за рассказ. Вспомнил истории, казалось, надежно похороненные в моей памяти, пересказал те рыцарские баллады, которые помнил.
Спустя часы, когда у меня кончились истории, мы спели несколько песен вместе. Мириям утомилась, я запел колыбельную, которую пела мне мама, когда я был совсем маленьким. Какие-то слова я заменял, так как песню помнил плохо.
Ночь косится в окна с серых крыш,
Спи, мое дитя, спи, мой малыш.
Я оставлю для тебя гореть свечу,
Добрые сны твои привечу.
Не тревожит в окне свет луны пускай,
Спи, малыш, дитя мое, засыпай...
Когда колыбельная кончилась, я услышал шаги где-то за обвалом. И чьи-то еще неясные голоса.
Хорошо, нас нашли, главное - подать о себе знать. Я растормошил Мириям, и мы начали кричать:
- Спасите нас!
- Помогите!
Голоса приблизились, пара мелких камешков покатилась с обвалившейся кручи.
- Мириям, Тимаш, вы тут?
- Да, да, вытащите нас отсюда! - Мириям, словно и не сидела всю ночь на острых камнях, подпрыгнула к узкой отдушине.
Я еле успел схватить ее за плечи, чтобы потянуть назад - какой бы она ни была ловкой, но обвал, даже сошедший, был для нас еще опасен.
- Мириям, мне нужно тебе признаться...
- Давай, отложим признание до того момента, когда выберемся наверх?
- Хорошо. - Не думаю, что потом у меня появится возможность признаться, но лучше согласиться сейчас, чтобы не испугать девушку сейчас.
Несколько часов снаружи разбирали завал, мы с Мириям подавали голоса, чтобы за нас не беспокоились.
И вот - сверху образовалась достаточная щель, чтобы Мириям могла выбраться.
- Ты первая, я потом. - Главное сейчас отправить ее первой, чтобы она ничего не заподозрила, пока не вылезет, иначе может наделать глупостей.
Я держал камни руками и упирался в них спиной, чтобы они не сдвинулись, пока она вылезает.
Как только она выбралась, я вздохнул с облегчением, лег на камни и закрыл глаза, уже намного глуше слыша ее голос:
- А теперь нужно вытащить Тимаша.
- Мири, успокойся, все уже кончилось.
- Но он там. Вы же сами его слышали.
- Нет, Мириям, мы слышали только тебя. Только твой голос нам ответил. Мы, конечно, расчистим сейчас завал, но он...
- Но я же сама его слышала, и он держал меня за руку. Говорил со мной, успокаивал... Этого не может быть!
К вечеру завал был разобран. Мое тело достали, обмыли, как положено. Похоронили на кладбище уже на следующий день.
Рукава наряда Мириям были в пятнах моей крови, словно я действительно касался ее своей рукой, чего быть не могло, ведь я был мертв с того мгновения, как сошел обвал.
И, пусть, после похорон я уже не мог пересечь ограду кладбища, я был в курсе всех самых важных событий в жизни любимой - она часто приходила на мою могилу, чтобы рассказать, что все хорошо.
Я был рад за нее: ее жизнь сложилась удачно, после того обвала в ней не было ни единого несчастного случая. Мириям вышла замуж, родила дочь и двоих сыновей. Потом дети выросли, покинули отчий дом. Мириям состарилась, мирно умерла во сне и похоронена на этом же кладбище. До самого последнего раза, когда пришла навестить меня, она не потеряла своей способности меня видеть.
И я даже жалел, что ее сил было недостаточно, чтобы оборвать мое существование на земле.
Так как ее жизнь не была оборвана трагически, ее дух не задержался на земле. Кроме меня беспокойных духов на кладбище нет, а я наконец-то дождался некроманта, который отпустит мою душу.