— Что же случилось? — спросил он водителя и поднес к нему микрофон.
Сорокин с трудом разомкнул челюсти.
— Видите ли... — еле выговорил он и беспомощно развел руками.
Нелегко было ему собраться с мыслями. Медленно, бессвязно, с большими паузами говорил Сорокин, восстанавливая картину происшедшего. Толпа слушала его в молчаливом напряжении, не обращая внимания на моросивший дождь.
— Очевидцы происшествия есть? — спросил следователь, когда водитель умолк.
— Есть! — тоненько выкрикнула одна из женщин.
— Пройдите сюда, гражданка, — пригласил следователь. Он поднес к ней диктофон. — Ваша фамилия?
— Карасева.
Выяснив ее имя, отчество, место жительства и работы, следователь предложил рассказать, что она видела.
— Шла я из магазина, — начала она, заметно волнуясь. — Я была вот здесь. На другой стороне вижу этого самого мальчика. Чей он — не знаю. Мальчик хочет перебежать дорогу, но все время идут машины... Я еще про себя подумала: «Может попасть под машину». Тут проехал городской автобус № 28 и прямо мимо меня вот этот самосвал. И вдруг перед самым самосвалом бежит мальчик. Я даже схватилась за голову. Тут же шофер повернул машину вправо. Но мальчик все-таки угодил под колесо. Под какое колесо? Под заднее. Левое... На каком расстоянии стояла я? Метров десять, думаю.
— Вы не можете сказать, какова была скорость самосвала? — спросил инспектор.
Карасева удивленно пожала плечами.
— Этого я не скажу. Но ехала машина не очень быстро.
Вскоре появилась мать ребенка. Убитая горем, вся в слезах, она упала над сыном, не в силах выговорить слова. Она причитала одними губами: «Голубчик... Родненький... И зачем я послала тебя в магазин?.. Сходила бы лучше сама... Неужели тебя больше нет?.. Мой Витенька!..»
Люди с трудом увели обезумевшую от горя женщину.
Следователь защелкал затвором фотоаппарата. По всем правилам он запечатлел обстановку, в которой произошла авария. Под надоедливым мелким дождем более часа продолжался осмотр места происшествия.
Так началось следствие по этому делу.
Для Сорокина теперь вся жизнь перевернулась вверх дном. Правда, под стражу его не взяли. Но что уж это за свобода? Чего только не передумал Сорокин за эти несколько дней! Через людей он узнал адрес родителей погибшего Вити и пошел к ним. С тяжелой душой шел он в этот дом. Но думал искренне хоть как-то разделить горе людей, хоть чем-то помочь.
— Ты — убийца! — прямо в лицо ему бросила обжигающие сердце слова Витина мать.
А что делалось в автоколонне! На большом щите прямо во дворе появился плакат: «Позор преступнику!» А под ним фотоснимки с места аварии. На Доске почета, там, где еще вчера красовался его портрет, теперь зияла пустая рама. Имя его было вычеркнуто из числа ударников коммунистического труда.
Сорокина перевели с самосвала слесарем в ремонтную мастерскую. «Пусть, — сказали, — до суда поработает».
Тысячи, сотни тысяч километров, пройденные без единой аварии, были вычеркнуты из его жизни. Сорокин не мог смотреть в глаза товарищам. Он подвел не только себя, но целый коллектив, позорное пятно легло на всю автоколонну. Сорокин нигде не находил себе покоя. Он лишился сна, почти ничего не ел, угрюмо молчал и дома и на работе. Жена встревоженно следила за ним, серьезно опасаясь, как бы Кузьмич не наложил на себя руки. А Кузьмич по ночам курил, курил и только тяжко вздыхал... Хотелось убежать без оглядки. Но куда?
Следователь Шутилов встретился с десятками свидетелей. Он скрупулезно выяснял, какие правила уличного движения были нарушены Сорокиным. Несомненный интерес представляли для следствия показания водителя автобуса маршрута № 28 Елкина. По его словам, он хорошо запомнил МАЗ, груженный гравием. Елкин только что выехал из боковой улицы на центральную магистраль. Его автобус прошел всего несколько метров. На какое-то мгновение взгляд водителя упал на маленькое зеркальце, прикрепленное с левой стороны кабины. На зеркальце он точно видел, как мальчик попал под левое колесо самосвала. Потом в салоне автобуса Елкин услышал пронзительный крик женщины: «Ой, задавили мальчика!» Водитель тут же остановил автобус, вошел в салон, чтобы записать фамилию женщины. Но та категорически отказалась назвать себя.