— Послушайте, Снегуров, — сказал Сацевич, — признайтесь, зачем вам понадобилась эта свекла и самогон? Человек вы обеспеченный, получаете пенсию от государства, сами не пьете. Свадьбы у вас тоже, по-моему, не ожидалось в то время.
На какую-то долю секунды мелькнула в доверчивых глазах Снегурова растерянность. Но только на самую малую долю секунды. И вот они снова смотрят на следователя открыто, прямо, только чуть-чуть удивленно.
— Могу признаться: захотелось иметь лишние деньги. Была светлая мечта: скопить определенную сумму и купить хоть старенький автомобиль — поездить немного по свету, поглядеть, как люди живут. Себя показать.
— Но у вас же нет прав. Да и трудно вам получить права, Снегуров, с вашей рукой.
— Это не беда. Можно всегда компаньона с правами найти. Так даже сподручнее, поверьте.
— А вот Мороз Михаил утверждает, что видел, как вы вместе с Юхневичем схватили Полоза и как он ударил вас. Было это?
— Выдумка, гражданин следователь. А если точнее сказать — наглая ложь. Клянусь вам. Зачем мне надо было связываться с Полозом? Он мне не мешал. Он сам по себе. Я тоже.
— Но когда-то вы были, кажется, друзьями.
— Деревня ж у нас небольшая, сами знаете, тропки узенькие — и хотел бы, да не разминешься. Как человеку не скажешь «здравствуй», если он навстречу идет?
— А если он поперек тропинки встанет?
— Я не гордый. Могу и уступить дорогу.
Такая словесная дуэль продолжалась довольно долго: Снегуров был человек тертый и ловко изворачивался, уходил от вопросов, сыпал шуточками да прибаутками.
Тщательно, исподволь готовил Сацевич очную ставку между Михаилом Морозом и Снегуровым. Но перед этим он вызвал на допрос Юхневича. Владимиру Юхневичу шестьдесят три. Он невысок ростом, сухопар, держится независимо. Левый глаз у Юхневича искусственный.
Районное отделение милиции возбуждало против него уголовное дело в связи с заявлением гражданина Татаринова о том, что Юхневич угрожал ему убийством. Имелось также заявление Киселева о том, что Юхневич причастен к поджогу его сарая.
Однако и на этом допросе, как и на предыдущих, которые проводил следователь районного отделения милиции, Юхневич категорически отрицал свою причастность к преступлениям.
— Я здесь человек новый, — объяснял он, — приезжий, говорю в глаза людям все, что о них думаю. За это меня не любят. Поэтому и оговаривают.
— Вот Киселев пишет, что сарай у него подожгли вы. Что вы до этого угрожали ему пустить красного петуха под крышу.
— Сарай Киселев поджег сам. Чтобы получить страховку.
— Вы на этом настаиваете? У вас есть доказательства?
— Нет, это мое предположение. У него ведь тоже против меня нет доказательств.
— Но вы угрожали Киселеву поджогом?
— Нет.
— Есть свидетель. Колтунов. Он это подтверждает.
— Они перевернули мои слова. Я сказал: «Такие хозяева колхоза, как Киселев, могут по ветру все хозяйство пустить».
На основании улик следователь Сацевич принял решение об аресте Юхневича. Прокурор санкционировал его постановление. Юхневич встретил его раздраженно:
— Беззаконие! Вы ответите за это!
Но к следующему допросу он успокоился и доверительно сказал следователю:
— Не там ищете, молодой человек.
— Что вы имеете в виду? — спросил Сацевич.
— Я уже говорил вашим предшественникам, чьих рук это дело. Сарай Киселева поджег Полоз. А все остальное — Иван Сакула. Вот кто вам нужен. Зол он на Советскую власть. Мстит.
Действительно, в деле имелись заявления Юхневича на этот счет. Органы милиции объявили, как это сказано выше, розыск Полоза и Сакулы, однако положительных результатов он не дал. Иван Полоз и Иван Сакула нигде не были обнаружены — ни в живых, ни в мертвых. Тогда дело по обвинению Полоза и Сакулы и было следствием приостановлено.
Следователю Сацевичу удалось установить, что кражу семидесяти пяти килограммов свеклы из колхозного склада действительно совершил Сакула. Однако свеклу он отвез не к себе, а в дом к Снегурову. После этого он исчез, а вину его почему-то взял на себя Снегуров. Какая-то женщина видела, как неизвестный мужчина нес сразу два полных мешка. Но Снегурову такое не под силу: правая рука у него не действует, сохнет. В деле есть медицинская справка: Снегуров когда-то, несколько лет назад, рубил дрова и отрубил палец. Произошло заражение крови.
Почему-то ни следствие, ни суд не обратили на это внимания. Благо подсудимый признал свою вину. Теперь в руках Сацевича была хоть и косвенная, но очень серьезная улика. И он решил пока не торопиться с очной ставкой, а пустить в ход эту улику. Расчет оказался точным: на очередном допросе Снегуров сознался: