— Вы простите меня, — сказал он, и судорога прошла по его покрасневшему лицу, — первый раз в жизни я спасовал. Первый раз вдруг подумал, что уйдут преступники безнаказанно... Поверил в это. Ведь меня ошельмовали... Вы читали. Я пострадал от рук бандитов, и меня же следователь обвинил в браконьерстве.
— Успокойтесь, Озерчук, — сказал Михаил Константинович. — Я так не думаю. Кого подозреваете?
— Наливайко, — убежденно, как о чем-то давно решенном, сказал Озерчук. — Это его рук дело.
— Почему вы так в этом уверены?
— Вместе с участковым уполномоченным Гусевичем мы дважды привлекали его к уголовной ответственности за злостное хулиганство. Терроризировал деревню. Угрожал. Избил секретаря комсомольской организации.
— Причины?
— Видите ли, я думаю, что он мстит за отца. Отца его партизаны расстреляли. Служил у немцев. А он был еще мальчишкой. Сам этого даже не помнит. Но у него есть учителя. Они его подбивают на это.
— Кто?
— Юхневич, Снегуров. Гнусные люди. Поинтересуйтесь ими детально. И не только настоящим, но и прошлым.
Заявление Озерчука в первой его части подтвердилось тут же: в суде были найдены уголовные дела по обвинению Наливайко Ивана в злостном хулиганстве. Следствие вели Озерчук и Гусевич.
Допрос Гусевича пришлось отложить: он еще не оправился после полученного ранения и лежал в больнице в Минске.
— Наливайко? — переспросил прокурор района Сергиевич. — Подождите, не тот ли это Наливайко...
Прокурор ушел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся с папкой в руках. Он полистал подшитые в ней бумаги и, найдя нужную, подал Карповичу:
— Посмотрите, Михаил Константинович, не он ли?
В официальных документах было сказано, что Наливайко Юлиан, 1933 года рождения, уроженец деревни Кольно, при задержании его работниками милиции оказал вооруженное сопротивление, ранил милиционера Стенина и был убит другим милиционером — Лукиным.
Допросы родственников и знакомых Наливайко подтвердили предположение следователей: да, он действительно был косолап. Но, кроме того, в их разноречивых показаниях нельзя было не заметить и еще одну существенную деталь.
— Вы знаете, Михаил Константинович, — говорил вечером Сацевич, — близкие родственники утверждают, что отец Наливайко был убит партизанами, хотя он, дескать, им помогал. Да и Озерчук сказал то же. А вот Семен Буравкин, сам боец партизанского отряда, говорит другое.
Действительно, Наливайко Петр служил у немцев конюхом, записано в протоколе допроса Буравкина. Но он, пользуясь тем, что в его распоряжении были лошади, привозил партизанам продукты, одежду, медикаменты — все, что ему удавалось собрать в селе и украсть у немцев. И убили Наливайко Петра полицаи в другой деревне. Они заподозрили его в связи с партизанами. У нас в отряде даже говорили, что убил его какой-то староста Юхнов. Но, поскольку точно этого никто не знал и установить не удалось, убийство так и не было раскрыто.
Другой партизан, Меловой Григорий, рассказал, что Наливайко Петр несколько раз брал с собой своего мальца — Юлиана, и тот переправлял партизанам взрывчатку.
— Ничего не понимаю, — сказал Сацевич, — если и отец и сын оба помогали партизанам, откуда у сына такая обида, за что он мстит милиции, активистам?
— Да, но ведь близкие родственники до сих пор убеждены, — ответил Карпович, — что убили-то Наливайко-старшего партизаны. Очевидно, и сын думал так же.
— Кто же им такое внушил?
— Тот, кому это выгодно. Что это, кстати, за Юхнов? Наведите справки в ближайших районах, что известно о Юхнове Алексее Павловиче, 1903 года рождения...
Карпович не спешил возобновить допросы содержащихся под стражей Юхневича, Мороза и Снегурова. Улик против них накапливалось довольно много, но большинство из них — косвенные. Особенно легковесными были доказательства вины Юхневича. Хотя в то же время обвинения, которые выдвигались против него в заявлениях потерпевших, выглядели самыми серьезными. Юхневич между тем продолжал бомбить все инстанции жалобами на незаконное содержание под стражей, и Карповичу уже звонили из Минска:
— Может, поторопились с его арестом? Разберитесь.
— Поторопились, — с иронией повторил Сацевич, — опоздали с его арестом. Это уж точно.
— Фактов у нас против него маловато, — заметил Карпович.
— Михаил Константинович, — горячо заговорил Сацевич, — вы знаете, что он мне заявил на последнем допросе: «Я не дурнее всех вас, вместе взятых».
— Это еще не факты, Гриша, — улыбнулся Карпович. — Такое заявление в протокол не занесешь — в суде посмеются.