Выбрать главу

Тим внятно произнес:

– Проваливай отсюда.

Кинделл поднялся на ноги и стоял, потирая запястья.

– Спасибо. Спасибо. Я обязан вам жизнью.

Он, спотыкаясь, подошел к Тиму и протянул к нему руки в порыве благодарности:

– Мне жаль, что я убил вашу дочь.

Тим слегка качнулся, чтобы удержать равновесие.

Потом сильно ударил его в лицо; костяшки пальцев стукнули по зубам Кинделла. Кинделл завопил и упал. Он лежал, задыхаясь, у него текла кровь, его глаза расширились, а взгляд стал безумным. Его передний зуб свисал с десны на кровавой нити.

– Убирайся отсюда на хрен!

Кинделл поднялся на ноги и немного покачался, уставившись на Тима пустым взглядом.

– Убирайся на хрен!

Тим сделал шаг вперед; Кинделл повернулся и понесся прочь. Тим смотрел ему вслед.

Баурик стоял и смотрел на него; его лицо было бесстрастным.

– Этот парень убил твою дочь?

– Да.

– Если бы ты убил его, тебе бы стало легче?

– Я не знаю.

Баурик воздел к Небу руки – иронический жест мученика, – затем просунул руки в карманы, и они с Тимом стояли друг против друга.

Наконец раздался звук приближающихся полицейских сирен, и далеко внизу на шоссе Тим увидел мерцание огней. Полиция стекалась отовсюду.

Баурик подошел и забрался на пассажирское сиденье «Линкольна». Он терпеливо ждал. Тим взглянул на распростертые в грязи тела, на памятник.

Он сел за руль и развернулся, разбрасывая по плато пыль и гравий. Фары «Линкольна» скользнули мимо валуна у основания памятника. Цитата, вырезанная на его гладкой стороне, теперь была закончена:

«И листья дерева были во исцеление народов.

Откровение 22:2»

45

Тим был благодарен за то, что Мастерсоны выбрали «Линкольн», он не справился бы со сцеплением и газом с одной здоровой ногой. Он выбрался на шоссе задолго до того, как полиция подъехала к Моньюмент-Хилл. Золотой край солнца появился над горизонтом, пробиваясь сквозь облако смога.

Баурик держал на коленях кольт Митчелла. Тим взял его и сунул в кобуру. Он совершил ошибку, посмотрев на свое отражение, после чего избегал заглядывать в зеркало заднего вида.

Борясь с болью и странной легкостью в голове, он держал обе руки на руле и не сводил глаз с дороги.

Наконец он свернул к обочине и припарковался. Вытащил из кармана оставшиеся деньги – четыре сотни – и отдал их Баурику.

Баурик сунул наличные в карман:

– Спасибо.

– Я не твой ангел-хранитель. Я не твой большой брат. Я не буду крестным отцом твоего ребенка. Мне нет никакого дела до твоих проблем и дел. Но если когда-нибудь ты попадешь в беду – я имею в виду, в настоящую беду, – ты меня найдешь. Ты больше не оступишься. После всего этого.

Он вышел и захромал через площадь к федеральному зданию, притягивая изумленные взгляды малочисленных прохожих. Его рубашка промокла от крови и пота. Баурик сделал несколько шагов за ним, засунув руки в карманы, затем ускорил шаг и пошел рядом с Тимом.

Они миновали выложенную плиткой стену и вошли в федеральное здание. Охранник у входа опустил чашку с кофе, его лицо онемело.

– Мистер Рэкли, вы…

Они прошли мимо него. В холле ругались Томас и Фрид, последний ногтем большого пальца соскабливал пятно со своего итальянского галстука. Они уставились на Тима, округлив глаза. Тим схватил Баурика за руку:

– Это Террилл Баурик. Я сорвал его прикрытие. Помогите ему.

Они пораженно молчали.

Кровь протекла Тиму в ботинок и звучно хлюпала, когда он шел. Он оставил кровавые отпечатки на плитке второго этажа – аккуратный ряд следов правой ноги.

Секретарша распласталась по стене, прижимая к груди стопку бумаг.

Тим вынул из кобуры кольт и сбросил магазин. Куртку он оставил в лифте, чтобы продемонстрировать пустую кобуру.

Когда Тим прошел через двери в офисы, головы исполнителей поднялись. Судя по запаху кофе и пота, они работали вторую смену. Лицо Мейбека побледнело; Денли застыл на полусогнутых над своим столом; Миллер таращился на Тима поверх перегородки.

Он прошел в кабинет Медведя – маленькую коробочку, которая больше всего напоминала необставленную комнату в общежитии колледжа. Медведь буравил взглядом пачку снимков с места преступления из дома Ритма, сверху лежала фотография раны на голове крупным планом. Он поднял глаза, его лицо окаменело.

Тим положил кольт на стол Медведя и сел.

Медведь кивнул, словно они о чем-то говорили, потом вытащил из ящика магнитофон, поставил его на стол и включил. Нажал кнопку на своем телефоне и сказал в трубку:

– Да, Дженис, ты можешь его прислать сюда? Пожалуйста, скажи ему, что у меня в кабинете бывший судебный исполнитель Рэкли.

Он и Тим уставились друг на друга. Медведь потер глаза. Ожидание было мучительным.

Через несколько минут появился Таннино, одернув несколько приставов, притворявшихся, что они случайно оказались у открытой двери. Он зашел внутрь, закрыл за собой дверь и запер ее.

Медведь показал на ногу Тима:

– Ему, наверное, понадобится медицинская помощь.

– К черту медицинскую помощь, – рявкнул Таннино.

– Я в порядке, сэр.

Таннино оперся о шкаф с папками и скрестил руки; блестящая ткань пиджака натянулась на локтях. Его глаза пробежали по засохшей ране на лице Тима, по промокшей рубашке, по задубевшей от крови штанине его джинсов.

– Какой сюрприз ты приготовил? Полагаю, речь идет о двух телах, найденных на Моньюмент-Хилл. Мне только что звонил Брэттон.

Тим начал говорить, но Таннино остановил его жестом:

– Подожди. Я слышал полный отчет о твоем обеде с Медведем двадцать восьмого февраля, и я все еще отказываюсь верить… – Он замолчал, пытаясь восстановить спокойствие. – Тебе лучше начать с начала; мне нужно услышать своими собственными ушами, как мой лучший судебный исполнитель умудрился сесть сам и посадить всю Службу в огромную кучу дерьма.

И Тим начал сначала, повторяя то, что он рассказал Медведю в «Ямаширо». Он рассказал, как Комитет осуществил первые казни и как Мастерсоны вышли на тропу войны. Он рассказал, как он узнал об их роли в смерти Джинни, как выследил их и как они умерли, закончив тем, как он освободил Кинделла и приехал сдаваться.

Когда он закончил, воцарилось неловкое молчание. Медведь поправил фотографии на столе, Таннино провел рукой по волосам.

Наконец Тим сказал:

– Сэр, у меня немеет нога.

Таннино поднял глаза на Медведя; на Тима он не смотрел:

– Позвони парамедикам. Пусть его отвезут в окружную больницу. Зарегистрируй его здесь. – Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Медведь с вытянутым лицом поднял телефонную трубку и вызвал «скорую».

46

Трехдневное пребывание в тюремной палате Медицинского центра США привело ногу Тима в рабочее состояние. Пуля не задела важных сосудов, о чем Тим догадывался хотя бы по тому, что не истек кровью на Моньюмент-Хилл. Грудная клетка была в синяках, но правое седьмое и восьмое ребра оказались не сломаны.

Так как Роберт и Митчелл были убиты на Моньюмент-Хилл, ему предъявили обвинение в преступлении, совершенном на государственной территории. К тому же стычка Тима с Медведем в «Ямаширо» была классифицирована как нападение на государственного служащего – еще одна федеральная зацепка. Назначенный государственный защитник после предъявления обвинения заявил, что Тим невиновен. Тим мрачно наблюдал за происходящим из инвалидного кресла.

В новостях имя Дюмона упоминалось только вскользь, видимо, слова «Четверка мстителей» звучали не так хорошо, как «тройка мстителей». Причастность Тима держалась в строжайшей тайне, но, казалось, это только разжигало аппетиты репортеров и журналистов.

Новое временное место жительства Тима, центр содержания под стражей «Метрополитен», примыкал к Ройал-Билдинг и был частью комплекса зданий, в котором он раньше работал. Высокий дом с узенькими, как прищуренные глаза, окошками стал для Тима низшим кругом ада. Так как в прошлом он был офицером правоохранительных органов, его посадили в отдельную камеру в северной части восьмого этажа, не позволяя общаться с обычными заключенными. Камера в Специальном отсеке была пустой и чистой. Кровать и унитаз из нержавеющей стали без крышки. Горячей воды нет. Потолок был низким, поэтому Тим начал сутулиться.