Я чувствую, что не контролирую ситуацию, не контролирую свою жизнь.
Мне не только снова подрезают крылья, но и собираются привязать их вплотную к телу.
— Где мама? — Хриплю я, отмечая, что она еще не появилась.
— У нее дома было мероприятие, которое требовалось организовать. Ты же знаешь, какая она.
Я, действительно, знаю, какая она. Ее имидж важнее всего, и она никогда не упустит чего-то, что поможет ей хорошо выглядеть. Даже ради своей собственной дочери, которая находится в больнице после нападения.
— Послушай, мы поговорим об этом позже, — говорит он, направляясь к двери. — Отдохни немного.
— Подожди. Хм. Где мой телефон?
Он смотрит на меня через плечо, и проходит секунда, прежде чем он отвечает. — Должно быть, потерялся на пляже.— А потом он уходит.
Оставшись одна, я откидываю голову назад и смотрю в потолок.
Я не могу поверить, что на меня напали, что я здесь уже неделю, что мой отец пытается утащить меня обратно в Чикаго, и что у меня нет возможности связаться с кем-либо без моего телефона.
Я не могу проверить Тани, убедиться, что с ней все в порядке, и спросить ее, что она знает о том, что произошло в ту ночь после ее ухода.
Я не могу проверить, хорошо ли Джолин справлялась без меня в магазине... в магазине. Может быть, если я раздобуду номер «Пичис», то смогу позвонить ей.
Я не вижу здесь никакого телефона, но я могла бы спросить следующую медсестру, которая придет сюда, где я могу его найти.
А еще есть Джейкоб. Я так и не узнала его номер телефона. Но я, вероятно, не запомнила бы его наизусть, даже если бы и записала. К тому же он все равно редко пользуется своим телефоном, обычно оставляя его на лодке.
Как я собираюсь связаться с ним? Мое сердце болит при мысли о том, как мы расстались. Я знаю, что он не имел в виду те слова, которые сказал, но знает ли он, что я тоже этого не делала? Жаль, что я не могу увидеть его прямо сейчас и сказать ему.
Город был настолько обеспокоен тем, что он представляет угрозу, что они не обратили внимания на реальную угрозу, таящуюся среди них. Хотя, по общему признанию, я до сих пор не знаю, был ли это местный житель или нет. Я просто надеюсь, что теперь они отвяжутся от Джейкоба.
Боже, я не могу вернуться в Чикаго со своим отцом. Я просто не могу.
Мне нужно найти выход из этого положения.
Через некоторое время приходит медсестра, делает процедуры и сообщает мне, что завтра меня выписывают.
Прежде чем уйти, она любезно ищет номер «Пичис» в Google, а затем сообщает мне, что дальше по коридору и за углом есть телефон-автомат.
Вместо того чтобы сразу пойти туда, я шаркаю в маленькую ванную комнату и принимаю долгий горячий душ, по-видимому, впервые за неделю, отчего чувствую себя в сто раз лучше. Раньше я и не осознавала, насколько ужасно себя чувствовала.
Еда ждет меня, когда я выхожу из ванной, и приступы голода обрушиваются на меня, как тонна кирпичей. Я поглощаю все подряд, невзирая на пресный вкус.
Как бы много я ни спала за последнюю неделю, после душа и еды я чувствую себя опустошенной. Как будто мне снова нужно прилечь.
Как только я отдохну, я пойду и сделаю этот звонок.
***
Пару часов спустя я иду по пустому коридору больницы туда, где, по словам медсестры, находился телефон, когда слышу сердитые приглушенные голоса из-за угла.
В одном я узнаю своего отца, и хотя другой кажется мне немного знакомым, я не могу точно вспомнить, кто это.
— Это было слишком, и ты это знаешь, — говорит мой отец.
— Все прошло по плану, — скучающим тоном отвечает другой человек.
— Ты чуть не убил ее. Я тебе за это не платил, — практически шипит мой отец.
— Нет. Ты заплатил мне, чтобы я переехал сюда. Ходил за ней повсюду. И когда я сказал тебе, что она тусовалась с этим подонком, ты заставил меня подстроить все это так, чтобы его арестовали, что я и сделал. И с ней все в порядке. Черт, если не считать того, что у нее была реакция на наркотики, все прошло идеально. Я не мог бы выбрать время лучше, когда он пройдет мимо, чтобы повидаться с ней.
Дыхание, которое я задерживала, застывает у меня в горле. Внезапно я чувствую себя так, словно тиски только что сжались вокруг моей шеи, затрудняя дыхание.
Этого не может быть. Мой отец никоим образом не мог поручить кому-то следить за мной, а затем подстроить все это нападение, чтобы арестовать Джейкоба.
О, Боже. Джейкоб.
Я подаюсь вперед, чтобы выглянуть из-за угла, надеясь и молясь, что ошибаюсь. Что это говорит даже не мой отец, а кто-то другой, и говорит совершенно о другом.
Но когда двое мужчин появляются в поле зрения, эта надежда полностью разрушается, и мои внутренности восстают против меня.
Там стоит мой отец, засунув руки в карманы, с хмурым выражением лица, и парень, с которым он разговаривает, не кто иной, как Грант.
На ум приходят мысли о том, как я всегда чувствовала себя неуютно рядом с ним. Что всякий раз, когда он заходил в магазин, чтобы купить одну-единственную упаковку жвачки или шоколадный батончик, он, должно быть, просто следил за мной. Потом была фигура в окне моего дома, фигура в окне бара, ощущение, что за мной наблюдают... Все это было из-за него.
Это реально.
Они действительно сделали это.
Джейкоба снова посадили в тюрьму.
Его снова ложно обвинили.
Обвинили, снова.
Прикрывая рот, я, спотыкаясь, возвращаюсь в свою палату, где опорожняю содержимое своего желудка в унитаз.
Что мне теперь делать?
Что я вообще могу сделать?
Ужас наполняет меня по мере того, как реальность ситуации становится все более очевидной.
Я ни за что не позволю Джейкобу взять вину за это на себя.
Через что он сейчас проходит?
Дверь в мою палату открывается и закрывается, и, прополоскав рот и сделав несколько глубоких вдохов, я выхожу из ванной и оказываюсь лицом к лицу с отцом.
Я всегда знала, что он был не совсем приятным человеком, и я знаю, что за эти годы он совершил несколько темных делишек. Но я никогда не думала, что он способен на что-то подобное.
— Папа, — выдыхаю я. — Что ты наделал?
Густые брови цвета соли с перцем, которые сочетаются с его волосами, приподнимаются, как будто он понятия не имеет, о чем я говорю.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты... ты все это подстроил. Я здесь из-за тебя.
Стоическое выражение его лица не меняется, когда он расстегивает пуговицу своего пиджака и садится в кресло у окна. Как будто то, что я узнаю, не имеет большого значения.
Тем временем я близка к тому, чтобы развалиться на куски, и, кажется, не могу этого скрыть.
— Ну, я не планировал, что ты пробудешь здесь так долго.
Я подхожу к кровати и хватаюсь за нее для поддержки, не чувствуя, что прямо сейчас могу положиться на свои собственные силы.
— Как ты мог так поступить со мной?
— Как я мог это сделать? Что, по-твоему, я должен был сделать, когда узнаю, что моя дочь встречается с гребаным насильником? — Он качает головой, и издевательский смешок, который он издает, кажется, наполнен едва сдерживаемым отвращением. На данный момент я даже не уверена, на кого это направлено – на меня или Джейкоба. — Поступив таким образом, я позаботился сразу о двух вещах, — добавляет он, немного сдержав свой гнев. — Ты вернешься домой, а он уберется с улиц.