— Ты готова к своему первому дню в школе?
— Ага, — отвечает она, подпрыгивая, и заставляя Реми положить руку ей на плечо в молчаливом предупреждении. Затем, как будто что-то вспомнив, ее взволнованная улыбка превращается в подобие надутых губ. — Почему ты не можешь пойти с нами посмотреть мой класс?
Эта трещина в моем сердце расширяется еще немного, когда я вижу печаль в ее глазах. Я провожу рукой по первой готовой косе и изо всех сил стараюсь одарить ее беззаботной улыбкой.
— Я действительно хотел, Попс, но сегодня утром мне нужно покататься на лодке с дядей Кэмпбеллом.
Складка между ее бровями становится глубже, а нижняя губа опускается еще ниже. Дерьмо. Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто она была недостаточно важной персоной, чтобы я мог пропустить рыбалку.
Мы сделали так, что следующие две недели мы с Кэмпбеллом будем кататься на лодке по утрам, чтобы нам не пришлось лгать о том, почему мне не разрешили ходить в школу.
Я ненавижу, что не могу пойти с ней этим утром. Держать ее за руку, пока мы ищем ее парту. Наблюдать, как она заводит одного-двух новых друзей.
Но знание того, что через две недели меня, наконец, вычеркнут из этого гребаного списка насильников, что ж, это то, что поддерживает меня, и это заставляет меня тянуться вперед, чтобы пощекотать мою маленькую девочку, вызвав у нее еще несколько смешков и перевернув ее хмурое выражение лица с ног на голову.
— Папа! — Когда улыбка снова начинает спадать, я прибегаю к другой тактике.
— Дядя Кэмпбелл каждое утро проводит за рулем час, и если я заставлю его ждать еще немного, он станет большим занудой. — У меня нет проблем с тем, чтобы бросить Кэмпбелла под колеса автобуса. Она любит его почти так же сильно, как любит меня, и в ее глазах он не может сделать ничего плохого.
Конечно, это работает, и она кивает.
— Мама собирается сделать для меня много-много фотографий.
— Может быть, я даже смогу включить ФейсТайм, — добавляет Реми. — Тогда все будет так, как будто он прямо там.
— Да!
— Тогда, может быть, после школы мы сможем поесть мороженого на пляже и поискать красивые ракушки, — говорю я, дергая за кончик одной косички.
Ее глаза широко раскрываются от волнения, и она бросается ко мне, чтобы обнять.
— Сегодня будет самый лучший день. — Она прижимается ко мне еще теснее. — Я люблю тебя, папочка.
И вот так просто все снова становится хорошо.
Боже, эти две женщины точно знают, как растопить меня изнутри. Я закрываю глаза, прижимая ее маленькое тельце к своему.
За эти годы было много трудных времен, но я не могу отрицать, что было и много хорошего.
А потом были времена, много лет назад, когда мы вернулись в наш старый город вскоре после того, как меня выписали из больницы, чтобы я мог заняться своим домом, и Джолин появилась у моей двери, подошла ко мне и упала в мои объятия, плача и умоляя о прощении.
После нескольких долгих, напряженных мгновений с моей стороны я сказал ей, что прощаю ее. Но я не думаю, что она простила себя так же быстро.
— Я тоже люблю тебя, Поппи.
Со временем я пришел к пониманию, что, когда мы страдаем от боли и чего-то плохого, нам нужно сохранить часть этого при себе, чтобы, когда придет хорошее, мы распознали его таким, какое оно есть, и по-настоящему оценили. Мы будем беречь его и лелеять.
Снова открыв глаза, я вижу, что Реми прислонилась к дверному косяку ванной и наблюдает за нами, вытирая очередную слезу. И теперь я действительно думаю и надеюсь, что она снова беременна. В последнее время она определенно стала более эмоциональной.
Я задерживаю ее взгляд поверх макушки Поппи, которая прислоняется к моей груди, и через мгновение этот счастливый момент прерывается, когда снаружи раздается сигнал клаксона.
Поппи в мгновение ока соскакивает с меня и устремляется к двери. — Дядя Кэмпбелл здесь! — А потом она убегает.
Качая головой, я встаю с кровати и подхожу к Реми. — Если бы я не знал, что он подкупает ее конфетами, я бы приревновал.
Тихий смешок, который она издает, полон веселья, когда я заключаю ее в свои объятия. — К тому же, ты очень хорошо знаешь, что ты ее любимчик... и мой.
— Я знаю это. — Уткнувшись носом в ее шею, я улыбаюсь, касаясь ее кожи. — И вы тоже мои любимые. Мои самые лучшие.
— Мм, — промычала Реми. — Значит, ты все еще не думаешь, что я помешанная, заполняющая пространство в твоей жизни? — Спрашивает она, имея в виду один из наших самых ранних разговоров много лет назад. Я слышу улыбку в ее голосе.
— Думаю. — Когда она начинает толкать меня в знак протеста, я прижимаю ее к себе и начинаю смеяться. Затем, становясь более серьезным, я добавляю. — Ты заполняешь все лучшие места в моей жизни, Реми. И в моем сердце. Я люблю тебя.
Я чувствую, как она снова растворяется во мне.
И поскольку я хочу отвлечь ее от плохих мыслей, я начинаю целовать нежную плоть ее шеи, скользя губами по ее коже, пока не добираюсь до ее рта. Затем я прижимаюсь к ее губам и целую ее так же страстно и глубоко, как всегда.
Она была моим первым поцелуем, и она будет моим последним.
Только она.
Я все еще такой же изголодавшийся по ней, как и всегда. На самом деле... — Я изголодался по твоей киске, — шепчу я, отстраняясь. — Может быть, мне стоит задержаться.
— Джейкоб! — Реми выдыхает что-то невнятное. — Мы оба должны идти. А Поппи и Кэмпбелл как раз внизу.
Несмотря на то, что она сказала, ее тело все еще выгибается навстречу моему, ее карие глаза полуприкрыты, и она облизывает губы. Губы, от которых я не могу держаться достаточно далеко, чтобы не пробовать их снова и снова.
Схватив ее за бедра, я притягиваю ее ближе, чтобы она прижалась ко мне. Позволяю ей точно почувствовать, как сильно я ее хочу.
— Эй, Джейк! Я нашел здесь обезьянку. Я думаю, она твоя! — Голос Кэмпбелла, сопровождаемый хихиканьем Поппи, разносится вверх по лестнице, резко обрывая наш момент.
Прижимаясь лбом к ее лбу, я смеюсь. — Думаю, мне придется подождать, пока мы не вернемся. — Затем, в последний раз прикусив ее губу, я отстраняюсь, улыбаюсь, глядя в ее затуманенные глаза, а затем подмигиваю, прежде чем направиться к двери спальни.
Прежде чем я успеваю пройти через нее, Реми снова заговаривает. — Не думай, что я не знаю, что ты делаешь. — Вопросительно приподняв бровь, я наблюдаю, как она подходит ко мне. — Заводишь меня так, что я отвлекаюсь, думая о твоих губах на мне.
— Это сработало?
Она двигается так, что оказывается прямо передо мной, а затем проводит рукой вверх по моему прессу, по груди и по задней части шеи. Затем она тянет мою голову вниз, пока она не оказывается всего в дюйме от ее рта.
— Абсолютно. Но просто, чтобы ты знал, не ты один будешь ждать своего возвращения.
Едва коснувшись языком моей губы, она отстраняется, подмигивает мне, а затем поворачивается и направляется к лестнице, оставляя меня приводить себя в порядок.
С улыбкой на лице я спускаюсь вслед за ней по лестнице, чтобы быть с людьми, которых я люблю больше всего. Людьми, которых я люблю всем своим сердцем.